Рычание повторилось, но теперь звучало громче, нахальнее и увереннее. Как будто в чьей-то большой грубой глотке клокотала накопившаяся желчь. Такие звуки могло издавать только живое существо, не робот – в этом не было сомнений.
Люк с трудом разлепил глаза, поднял горевшую от странной лихорадки голову и нащупал на поясе рукоять меча. Животное, судя по голосу, не маленькое. Но и не громадный ящер: те не рычат, а щелкают и ревут, их звуки немного другие. Животное, которое нарушило ночную тишину, не принадлежит к семейству хвостато-чешуйчатых.
Холодная рукоять приятно легла в ладонь и придала уверенности. Рычание снова повторилось, но теперь звучало по-другому: тише и напористее. Если зверь рычит, значит, он предупреждает, а не охотится. Во время охоты зверюга вряд ли стала бы заявлять о себе. Подкралась бы тихо и незаметно и атаковала.
Люк нахмурился, представляя внезапную атаку хищника, включил меч, и засиявший клинок разогнал фиолетовую темень в паре шагов от черного бока дракона. Из темноты выступили острые грани камней, редкие жалкие стебли трав, и вдруг за каменным развалом вспыхнули желтые глаза. Рычание повторилось, и теперь не приходилось сомневаться, что глаза принадлежали тому, кто рычал.
Судя по всему, животное было небольшим, и Люк с облегчением откинулся на седло и погасил меч. Потер раненую руку, стараясь хоть немного унять боль, и тяжело сглотнул. Пить и есть хотелось неимоверно, но больше всего пить.
Зверя не стоило опасаться, он не рискнет приблизиться к дракону из Живого металла. Все звери боятся Живого металла.
Видимо, здешний желтоглазый был исключением. Огоньки его наглых немигающих глаз приближались, и совсем скоро Люку пришлось снова достать меч, чтобы увидеть, как гибкая темная фигура крадется по земле. Голова опущена, уши прижаты, клыки обнажены. Морда вытянутая, уши большие и круглые. Шесть лап, причем задние говорят о том, что зверь умеет хорошо прыгать. Цвет шкуры не ясен в темноте, но можно было рассмотреть черные полосы, расходящиеся под углом на груди, и несколько черных полос, спускающихся от глаз к носу.
Что этой животинке надо?
А тварь все рычала и рычала, и вдруг среди низких горловых звуков Люк уловил что-то еще. Еле слышные, очень тихие и мягкие звуки, похожие на мяв детенышей. У животного где-то здесь нора, и Люк верхом на драконе загораживает проход?
Ну, извини, зверюга. Убрать Енси сейчас невозможно, потому что железный паршивец закрыл глаза и сделал вид, что полностью отключился. А может, и действительно отключился, впал в режим полной экономии энергии.
Люк вздохнул, устроился поудобнее и принялся наблюдать за животным. Полосатый хищник между тем продолжал скалить зубы и прижимать уши к голове. И надвигаться на Люка. Но когда до дракона осталось несколько обычных человеческих шагов, зверь резко прыгнул вперед, перескочил через хвост Енси и скрылся в каменном развале.
Наступила тишина.
Вот и все. Мамка вернулась в нору и теперь утешает детенышей.
Но если тут есть животные, значит, где-то должна быть вода!
Люк соскочил с дракона и припал к земле, высматривая следы.
Его подозрения оказались верны, вода была. Маленькая речушка текла в пещере, узкий вход в которую Люк едва рассмотрел среди нагромождения камней. Если бы не следы хищницы, он бы ни за что не отыскал ценную прохладную воду, смывающую грязь, пот и усталость и утоляющую жажду!
Хвала Настоящей Матери, у него теперь есть вода!
Люк пил долго, пытаясь загасить горевший внутри огонь, после умылся и вернулся к своей машине. Он не прихватил с собой никакой емкости для воды, никаких кожаных мешочков с узким металлическим горлышком. Запаса ему не сделать, и это плохо. Утром он снова вернется к речке и снова напьется – и это все, что можно сделать.
Оставалась надежда, что Енси, включившись утром, опомнится и начнет выполнять заданные программы. Подчинится голосу хозяина и вернет его, Люка, на остров. Полная перезагрузка рано утром – вот что нужно было Енси.
Но если этого не произойдет и дракон понесется вперед, в неизведанные земли – что делать?
Люк устроился в седле и закрыл глаза. Он подумал о Мэй, вспомнил ее удивительные глаза, сиявшие мягким, нежным светом. Вспомнил ее светлые кудри, ее уверенность, что людей убивать нельзя.
Вздохнул, подложил под голову руки. Сейчас, когда он лежал под огромным черным небом, наполненным слабым сиянием Буймиша, мысли становились четкими, простыми и ясными. Как быстрые репы, врезающиеся в мишень.
Мэй помогала Люку оставаться человеком, сдерживала жуткую, темную ярость и жестокость, которая жила у него внутри. Она словно бы стала его сердцем, настоящим сердцем, которым человек и отличается от робота. Она не позволяла ожесточиться и убивать без разбора. И потому только около этой светловолосой девочки Люк чувствовал, что может остаться самим собой, что война не поглотит его полностью и не разрушит его личность.
Мэй была мощным противовесом Енси, потому что дракон всегда олицетворял собой безжалостность. Драконы подчинялись Всадникам, были частью семьи и оберегали своих хозяев. Но к врагам драконы не имели сострадания. К врагам драконы были безжалостны. Они уничтожали их всех, сжигали в пламени справедливой ярости. Неудержимой ярости.
И только Мэй могла остановить Люка и его дракона.
Поэтому, лежа на спине Енси, Люк отчетливо понимал, что если Енси не подчинится, то следует его оставить и возвращаться к своим.
Но разве он сможет добровольно покинуть своего дракона?
2Наверное, сейчас все ужинают на острове, думал Люк. У костра, на удобных шкурах. Близнецы выхватывают друг у друга лепешки и спорят, кому достался больший кусок. Мэй, убрав за уши непокорные пряди, ест аккуратно, беря пищу двумя пальчиками. Руки вытирает об траву и остается всегда чистой и милой. Воспитанная Городская девочка с удивительными глазами.
Заботливая мать неустанно хлопочет по хозяйству, склоняется над миской с лепешками, помогает младшим девочкам, и им около матери спокойно и надежно. Тут же рядом сидит Гайнош и рассказывает о том, как попал в плен. Вечерние разговоры у костра – такие обычные, интересные и любимые.
Мэй, скорее всего, думает о Люке. Гадает, куда он мог пропасть.
А может, Тхан уже летит под круглым Буймишем в поисках Люка, и Мэй, вцепившись в луку седла, выискивает его? Высматривает на темной, погруженной в тревожный сон земле?
Люк вздохнул и завозился.
Догадаются ли они, что лететь надо далеко и долго? Найдут ли его? Или их полет окажется безрезультатным? Может, действительно надо возвращаться? Енси теперь изменился, стал другим. Это уже не та родная и знакомая до самой крохотной чешуйки машина.
