– Это правда, – серьезно подтвердил Тони.
А бывшая тень вдруг зевнула как самый настоящий невыспавшийся человек, да так заразительно, что Эва вдруг тоже захотела спать.
– На самом деле мне уже давным-давно пора домой, – сказала она. – Там еще куча работы… ладно, будем реалистами, черт с ней, с работой. Но завтра придется рано вставать, – и, поколебавшись, спросила: – А отсюда можно уйти какой-нибудь другой дорогой? Не через тот жуткий двор? Если всегда через него ходить, завсегдатая из меня при всем желании не получится. Ну его.
– На сегодняшний день существует двести восемьдесят четыре способа уйти отсюда, – оживилась бывшая тень. – И всего шестьдесят девять способов сюда прийти, что, конечно, совсем не дело – я имею в виду, такой дисбаланс. Впрочем, мы с этим работаем; надеюсь, со временем способов приходить станет гораздо больше. В любом случае проходной двор, которому не посчастливилось произвести на вас благоприятное впечатление, всего лишь один из великого множества, просто самый короткий путь оттуда, где мы с вами встретились. Совершенно не обязательно всякий раз так спешить.
– На самом деле, – вмешался тип с паленой бровью, – я бы мог проводить вас отсюда не только домой, но даже в тот самый момент, когда мы повстречались на улице Агуону. Сколько тогда было? Около половины двенадцатого? Ну вот, в туда и тогда.
– Правда, что ли? – изумилась Эва. – Звучит, конечно, как бред собачий, но у вас, положа руку на сердце, почти все примерно как он звучит. А оказаться дома в половине двенадцатого было бы просто отлично! Сейчас-то, наверное, уже половина второго, не меньше?
– Четверть третьего, – любезно подсказал Тони.
– Ну вот, тем более, – вздохнула Эва. – А вставать мне самое позжее в девять. Поэтому если действительно можно…
– Можно, – кивнул паленый. – Вообще не вопрос. У этого варианта есть только один недостаток, который лично мне, будь я на вашем месте, показался бы роковым. А вам – даже не знаю…
– Какой недостаток? – насторожилась Эва. – Опять придется идти через тот двор?
– Не придется. Даже если бы вы стали настаивать на возвращении в это интересное место, мне пришлось бы вас огорчить: его посещение в сложившихся обстоятельствах технически невозможно. Двор был дорогой сюда, а сейчас нам нужна обратная.
– Ну и слава богу. А в чем тогда подвох?
– В том, что, если вы придете домой в половине двенадцатого, проведенный здесь вечер покажется вам подозрительно похожим на наваждение. Да и на практике станет таковым. Нагулялись, устали, сели по дороге на лавку, задремали, увидели интересный сон. С кем угодно такое может случиться. Вам даже поужинать еще раз придется. Что, впрочем, как раз невелика беда.
– «Похоже на наваждение»! – невольно усмехнулась Эва. – А так типа все правда. Ну-ну.
– А суп? – возмутился Тони. – А моя наливка? А, в конце концов, бутерброд?! Я натурально от сердца его оторвал, для себя делал, а вам – просто наваждение? Как болотный огонек?
– Не огонек! Самое меньшее, Летучий Голландец, – поспешно сказала Эва. – Красивая, вдохновляющая легенда из тех, что на века переживают своих создателей…
– Хороша легенда! – фыркнул Тони. – Бутерброд-призрак, гроза морей. Только куда, скажите на милость, продукты из холодильника подевались? Одного лосося четыре ломтя извел. Между прочим, уж на что у меня наливка несбывшаяся, а сахар для нее я в супермаркете на Диджои своими руками за наличные деньги покупал.
– На Диджои – это, что ли, в маленьком «Рими»? – зачем-то переспросила Эва. Так деловито, как будто тоже решила немедленно, вот прямо сейчас, среди ночи прикупить пару мешков сахарку.
– Ну да. Он же ближайший, – пожал плечами Тони. – Зачем за покупками на край света ходить?
И поставил перед ней очередную рюмку невозможной янтарной сливовой наливки, с таким укоризненным стуком, словно рюмка спросила человеческим голосом: «Ты что, мать, действительно думаешь, что я тебе примерещилась? И тебя это устраивает? Ну смотри, дело хозяйское, тебе жить».
– Зато если вы вернетесь домой обычным способом, как и когда получится – по моим прикидкам, отсюда до вашего дома быстрым шагом пятнадцать-двадцать минут – эта вечеринка займет свое законное место среди ваших воспоминаний о так называемых реальных событиях, – сказал человек с паленой бровью. – Ничем не хуже рабочего совещания в скайпе или, скажем, прогулки в привокзальном районе, который в сумерках сам на себя становится не похож.
– Ну елки, так бы сразу и сказали, – вздохнула Эва.
– Я и говорю сразу. Не через час, не завтра утром, не год спустя, а прямо сейчас, пока вы тут с нами сидите и можете выбирать, что завтра станете обо всем этом думать, сон это был, или явь.
Эва маленькими глотками выпила наливку, поставила рюмку на стол. Спросила Тони:
– А можно я заплачу за ужин? Ну, если уж мы договорились, что еда была настоящая. И вам еще на будущие наливки сахар предстоит в супермаркете покупать…
– Спасибо, – просиял тот. – Отличное предложение. Но деньги за ваш ужин я с этого красавца сдеру. У меня так заведено: за гостя платит тот, кто его пригласил.
– А у него есть деньги? – искренне удивилась Эва, уставившись на свое прекрасное наваждение с паленой бровью и пытаясь вообразить способ, которым тот зарабатывает на жизнь. Воображение, надо отдать ему должное, подсказывало простые, понятные, вполне реалистичные варианты: мошенничество, разбой, грабеж.
Тони и бывшая тень дружно расхохотались. Кто-то из них, Эва не разобрала, кто именно, пробормотал сквозь смех: «Говорил же тебе, что выглядишь как босяк!»
– Я богатый наследник, – с достоинством сообщил паленый. И добавил, подмигнув Эве: – Все несбывшиеся деньги этого города, не заработанные в результате добровольно, по велению сердца упущенной сиюминутной выгоды – мои. Надо отдать должное
