— Держись! — рыкнул «байкер», обернувшись на миг в мою сторону, и эта отвлечённость сыграла злую шутку — он пропустил удар.
Во мраке точно мелькнули когти, а парень отлетел метра на три и впечатался спиной в стену. Тут же послышался злорадный нечеловеческий смех, а за ним… очень тихий, едва различимый шум мотора и новый голос:
— Веселишься без меня? И какой ты после этого друг?
Да, во двор въехал ещё один мотоцикл — столь же странный, как первый. Только водитель был совсем худым, даже тщедушным, словно подросток.
Тем не менее в руках «подростка» появились два клинка, и, едва соскочив с байка, он ринулся на помощь. В тот же миг в воздухе мелькнуло нечто яркое, некий сгусток, и хватка того, кто держал меня, ослабла.
Секунда, и в окружающем гомоне прозвучало рычащее:
— Беги!
Повторять не пришлось, я подчинилась сразу. Со всех ног бросилась к проулку, уводящему прочь. А там, за спиной, началось настоящее сумасшествие: шипение, приглушенные взрывы, звон стали…
Когда выбралась из лабиринта дворов и очутилась на оживлённом проспекте, чуть не угодила под колёса третьего бесшумного мотоцикла. За третьим появился и четвёртый, и пятый, и даже шестой.
Все они промчались мимо — устремились туда, к месту драки. Только последний притормозил, и лишенный шлема немолодой байкер приказал:
— Жди здесь!
Я не ответила. А едва и этот мотоцикл скрылся в тёмном проулке, побежала дальше, сама не зная куда.
Окружающие люди, а их было довольно много, пугали; бесчисленные разноцветные огни ярко освещённого проспекта внушали панику. От проезжавшей мимо полицейской машины я вообще шарахнулась — ведь эти, если узнают, сразу сообщат приёмным родителям, и тогда…
Нет, думать о последствиях не хотелось. Впрочем, я и не могла — мысли смешались, превратились в кашу. Лишь спустя минут пять бега я сообразила, что нужно добраться до вокзала и сесть в поезд на Чиртинс. А чтобы очутиться на вокзале… в подземку, да?
Главным счастьем следующих нескольких часов стало то, что я умудрилась не потерять сумочку, в которой лежали деньги на дорогу. Если бы не это, я бы, наверное, просто сошла с ума.
Хотя и так чувствовала себя пациенткой психушки, ведь те мужчины… они не люди, верно? А самое жуткое заключалось в том, что меня чуть не сожрали. Ведь именно это они и собирались сделать?
Но почему не Вилли? Почему только меня?
Глава 2
В родном Чиртинсе я очутилась невероятно поздно, в три часа ночи. До дома добралась в половине четвёртого, а там… Во-первых, полицейская машина — Кара и Темор успели заявить о пропаже; во-вторых, сами приёмные родители…
Избежать встречи, как-то пробраться в свою спальню и подождать до утра было невозможно. Пришлось показаться инспекторам и опекунам.
Меня встретили с облегчением, которое продлилось не дольше секунды. Затем была стремительная и неодобрительная оценка внешнего вида и неприязненное от Темора:
— Так я и знал.
Вопроса «что именно знал?» не возникло, зато появилось ощущение некой странности происходящего.
— То есть ты всё-таки решила вернуться? — насмешливо вопросила Кара.
Я не поняла, а Темор…
— Перед родителями Вилинии будешь извиняться сама. Лично!
— За что извиняться? — вновь не поняла я.
— За то, что подбила Вилли поехать в Сити, — ответила уже Кара. — И за то, что бросила её одну. И за то, что заставила пить алкоголь!
Не скажу, что Кара и Темор относились ко мне или к кому-то из приёмных детей плохо, но клянусь — окажись на моём месте кто-то из родных, разговор был бы иным. А так… единственным, кто поинтересовался моей версией событий, стал инспектор. Он же объяснил, что Вилли вернулась на полтора часа раньше и «всё» рассказала.
Мне оставалось два варианта: вспомнить, что Вилиния — лучшая подруга и проявить порядочность или…
Я выбрала второе. Про нападение не упомянула — это грозило нескончаемыми нотациями, да и мало ли как опекуны среагируют? Зато в остальном говорила чистую правду: чья идея, как ехали, куда ходили и почему вернулись так поздно.
Впрочем, была ещё одна маленькая ложь — ответ на вопрос, почему приехали в Чиртинс не вместе…
— Мы поссорились, — сказала я.
— Из-за чего? — уточнил полисмен.
Желания множить ложь не было, и я пожала плечами. А утром…
Мне пришлось пойти в дом к Вилли, чтобы отнести позаимствованную одежду и произнести слова извинения. Последнее далось очень нелегко, а причиной, по которой я их всё-таки сказала, стали Кара и Темор.
Да, опекуны в мою версию не поверили и портить отношения с родителями Вилинии, которые были не последними людьми в городе, не пожелали. А ещё они сразу догадались, что я сама ни за что не извинюсь, и взялись сопроводить.
При этом Кара пригрозила поркой, а Темор смотрел так, что было ясно: не подчинюсь — будет хуже. После происшествия у клуба и предательства Вилли моральных сил почти не осталось, я сдалась.
Низко опустив голову, я бормотала слова сожаления, а родители Вилли стояли и смотрели с презрением. Я чувствовала себя униженной, однако этого оказалось мало — в финале моих извинений к входной двери, у которой нас держали, ещё и Вилиния подошла.
Быстрый взгляд на подругу, и… До этого момента я всё-таки надеялась на её раскаяние, вернее, только раскаяния от Вилли и ожидала. Но девушка, которую знала большую часть жизни, повела себя совершенно иначе — брезгливо наморщила нос и сделала высокомерное лицо.
Я вспыхнула, одновременно ощущая, как к глазам подступают слёзы. Потребовались все силы, вся выдержка, чтобы не заплакать прямо сейчас.
— Лирайн, — сказал отец Вилли ледяным тоном, — я рад, что ты осознала свои ошибки, но к моей дочери больше не приближайся.
Я вспыхнула сильнее прежнего, развернулась и, игнорируя недовольство опекунов — чета Паривэлл явно решила, что высказанных извинений недостаточно, что мне следует продолжить каяться, — направилась прочь. Ну а оказавшись дома…
Рыдала
