Евангелина все так же стояла перед помостом, на котором восседала Верховная Жрица, и незаметно, но внимательно оглядывала гостей. От долгого стояния на месте ныли ноги, и крепкий запах пота, перемешанный с при-торным ароматом духов, становился все нестерпимей. Но ей нельзя ослаблять бдительность. Беда такого количества масок в том, что под каждой запросто может скрываться наемный убийца. Любой, кого ни возьми в этой толпе, может оказаться чужаком, а его соседи об этом даже не подозревают. Приходилось надеяться, что многочисленные стражники, торчавшие в начале вечера у входа в бальный зал, отнеслись к своей задаче со всем прилежанием. Между тем ей, Евангелине, остается только одно: ждать. Быть может, через часок-другой Верховная Жрица соизволит покинуть бал – тогда-то придет конец и ее обязанностям.
– Я гляжу, тебе не терпится уйти.
Евангелина резко обернулась и увидела, что с помоста к ней спустилась одна из спутниц Верховной Жрицы. Эту женщину Евангелина видела и раньше. Рыжеволосая, коротко остриженная, с ярко-голубыми глазами, она держалась с такой хладнокровной грацией, что Евангелина ничуть не удивилась бы, окажись та вопреки церковному облачению отнюдь не духовным лицом. Может быть, она телохранитель? Для Верховной Жрицы вполне разумно не полагаться на услуги одного-единственного воина. Евангелину такое решение ничуть бы не задело.
– Ее святейшество может не опасаться, что я покину ее, – ответила она вслух.
Рыжеволосая вскинула руку и обезоруживающе улыбнулась:
– О, я вовсе не намекала, что ты можешь так поступить. Ты умеешь скрывать свои чувства куда лучше, чем большинство знакомых мне храмовников. И все же нынешнее задание наверняка вызывает у тебя невыносимую скуку.
Евангелина помедлила, не зная, как лучше ответить.
– Полагаю, рыцарь-командор вспомнил о моем происхождении и посчитал, что находиться здесь мне будет уместнее.
– Однако он ошибся?
– Эта часть моей жизни давно осталась в прошлом.
С такими словами Евангелина окинула взглядом толпу танцоров, которые как раз завершали очередной танец. Оживленно похлопав музыкантам, они рассыпались по залу и погрузились в разговоры. Со стороны это больше походило на рыскание волчьей стаи. Знатные волки выискивали слабейшего и окружали его, предвкушая кровавую охоту. Впрочем, кровью тут не пахло, только гладкие речи и посулы. Бальный зал был своеобразным полем боя, уже усеянным мертвыми телами, и однако же в этой войне не побеждал никто. На следующем балу та же сцена повторится, и то же будет на других аристократических сборищах – неизменно, как прилив и отлив.
– Богатство, влияние, сила – и чего ради все это пус-кается в ход? Во имя личного благополучия, и это в эпоху, когда мир рушится.
Рыжеволосую женщину такие слова явно впечатлили.
– Я готова с тобой согласиться. И ее святейшество, насколько мне известно, тоже.
– Значит, нас уже трое.
Женщина от души рассмеялась и протянула руку:
– Прошу прощения за невежливость. Меня зовут Лелиана.
– А я – рыцарь-капитан Евангелина.
– О да, знаю. У нас долго обсуждалось, кто же сегодня будет охранять Верховную Жрицу. Все-таки многие твои собратья по ордену – и рангу – уже выразили кое-какие… взгляды, которые не могут не вызывать у нас тревогу.
Тон, которым это было сказано, пробудил любопытство Евангелины – собеседница как бы давала понять, что за ее словами кроется нечто большее. Когда Лелиана отошла на пару шагов к столику, чтобы налить себе вина, храмовница не колеблясь последовала за ней.
– На что ты намекаешь? – прямо спросила она. – Что вызывает тревогу?
– Тебе ведь известно, что произошло в Киркволле?
– Это всем известно.
Лелиана жестом указала на ряд огромных окон в дальней стене зала, за которыми виднелся силуэт Белого Шпиля. Башня Круга была одним из немногих – если не считать самого дворца – зданий, видных из любого уголка столицы, притом же ночами ее озарял волшебный свет, и она сверкала в темноте, словно серебристый клинок: «меч Создателя», как любили называть себя храмовники.
– Круг магов в Киркволле взбунтовался и вверг город в гражданскую войну, ее последствия до сих пор ощущаются во всем Тедасе. Храмовники могут оценивать это событие двояко: либо как вызов их могуществу, либо… как урок, которым нельзя пренебречь.
– И как это относится ко мне? Не припомню, чтобы я высказывала свое мнение по этому поводу.
– Разве? – Лелиана пригубила вино, поверх кромки бокала глядя на Евангелину. В глазах ее плясали веселые искорки. – Ты сказала, что знать не использует своего влияния на благо общества. Должна ли я понимать, что храмовники, по-твоему, поступают иначе?
И снова в ее голосе прозвучал неявный намек.
– Да, я так считаю. Мы защищаем мир от магов, а магов – от них самих. Не потому, что они нас об этом просят, и не потому, что дело это легкое, а просто так надо.
– Вот тебе и мнение, причем вполне определенное.
– И его разделяют все мои собратья по ордену.
– Если бы так. – Лелиана на миг помрачнела, но тут же пожала плечами. – Многие считают, что война неизбежна и что Церковь недостаточно поддерживает усилия храмовников по ее предотвращению. Они говорят, что нам пора сделать выбор.
– И ты утверждаешь, будто меня назначили в охрану именно потому, что я, по-твоему, уже сделала выбор?
– Наверняка не скажу. Пожалуй, это стоит обсудить.
Евангелина промолчала, озадаченная этими словами. Рыжеволосая собеседница продолжала потягивать вино – с таким невинным видом, словно разговор у них велся о сущей безделице.
В дальнем конце зала появился другой храмовник. Этот был совсем молод – из рядовых членов ордена, и лицо его блестело от обильного пота, – стало быть, он добирался сюда в немалой спешке. Разглядев Евангелину, он явно испытал великое облегчение и через толпу гостей бегом устремился к ней.
– Сер Евангелина! Хвала Создателю, я тебя нашел!
И тут же осекся, запоздало сообразив, что помешал чужому разговору.
Лелиана беспечно рассмеялась, не выказав ни малейшего неудовольствия.
– Нет нужды беспокоиться, добрый сер, хотя… надеюсь, у тебя имелась веская причина явиться сюда при оружии. Все-таки в этом зале положено находиться лишь одному мечу, – прибавила она, кивком указав на ножны у пояса Евангелины.
Юный храмовник кинул взгляд на свой клинок, покоившийся в ножнах, и залился краской:
– Я… прошу прощения, мне как-то в голову не пришло…
– Ты искал меня, – напомнила Евангелина. – Зачем?
– Я… Ах да! – радостно воскликнул он и, выудив из-под туники пергаментный свиток, вручил его Евангелине. – Меня прислал рыцарь-командор. В Белом Шпиле произошло новое убийство.
– Опять?
Холодок
