Вот Прия объяснила бы. Она умеет так здорово проникать в суть вещей: срывать покровы, разбираться в чувствах, читать души людей. Имоджен часто спрашивала ее мнение о своих неудачах в любви. Подруга ставила один диагноз и назначала одно и то же лечение: просто поговори с ним.
О чем? О яркой прическе? Уже пробовала…
Приговор Прии: Расскажи ему о своих чувствах.
Временами Имоджен самой этого хотелось, и слова «Я безумно в тебя влюблена» уже готовы были сорваться с языка. И каждый раз это казалось не совсем правильным. Что, если Грэм не повторит то же в ответ? Что, если он просто посмотрит на Имоджен и у нее сердце сожмется до размера фасолины? Что, если их дружеские отношения пойдут потом насмарку и будут навсегда испорчены?
Имоджен скорее решилась бы испытать удачу на игровых автоматах. Она и попробовала, если бы азартные игры в другом времени не считались нежелательными. Ее участие в игре могло изменить шансы прочих игроков — спутать карты, сбить слоты игровых автоматов. Перераспределить будущие джекпоты недопустимо. Кто знает, сколько жизней это изменит?
В казино им действительно не оставалось ничего другого, как только прогуливаться, увертываясь от официантов с коктейлями и бабушек с рюкзаками болельщиков и наборами соответствующих козырьков — модный тренд, так и не прижившийся на стеллажах бутика «До и дальше». Настоящая цель Имоджен, из-за которой у нее слюни текли с той минуты, как Грэм взял курс на Лас-Вегас, располагалась в следующем зале. Ее греческие сандалии с гладкой подошвой, приобретенные еще до нашей эры, шлепали и скользили по мраморным плитам пола. Она неудержимо рвалась вперед к вывеске «Кафе. Мороженое. Сладости».
То есть туда, где можно подкрепиться. Спасибо Госпоже Удаче, принцип «наблюдай, но не участвуй» не распространяется на прием пищи.
— Могли бы догадаться. — Прия улыбнулась, угадав, куда их ведут. — Ее манит сладкое. Уверены, что она отчасти не пчела?
— Есть пороки и похуже! — бросила Имоджен через плечо и то ли прошаркала, то ли вкатилась в магазин. Оформленное яркими цветами помещение поистине очаровывало: стены желтые, светильники розовые… Прозрачный холодильник переполнен мороженым. Самыми разными сортами — с мятой, с манго, с тирамису, с фисташками, с ежевикой и чизкейком, с фундуком. Ну и как здесь выбрать?
Прия остановилась на банановом сплите. Грэм взял порцию фисташкового с шоколадной стружкой. Фарвей и Элиот выбрали мороженое с красным апельсином. Все они расселись вокруг одной из мраморных столешниц прежде, чем Имоджен наконец приняла решение. Зачем выбирать один сорт, если можно взять пять? Роза, горькая вишня, страччателла, мята и соленая карамель. Получилась почти полная коробка мороженого, и Имоджен пришлось нести ее к столу обеими руками.
— Подождите! Подождите! — Поставив коробку на стол, она принялась рыться в клатче. — Пока не забыла!
Когда она достала из сумочки бенгальский огонь, по лицу Фарвея стало ясно, что он-то как раз забыл. А все потому, что не хочет вести судовой журнал. Они не просто приземлились 18 апреля. В этот день, по подсчетам Имоджен, прошло 365 дней с той даты, когда Фарвею отмечали семнадцатилетие.
Она зажгла бенгальский огонь и воткнула в мороженое кузена.
— С днем нерождения тебя, Фарвей!
— Погоди. — Огонь шипел возле кудрей Фарвея, как бешеная волшебная пыль. — Уже?
— Время бежит быстро, пока обкрадываешь историю, — заметила Имоджен. — И если тебе интересно, одним мороженым празднество не ограничится — это только начало! Восемнадцать — это серьезная дата!
— Или 2277, — добавил Грэм. — Мы знаем, что ты не привязан к определенному возрасту.
— Ты не знаешь, сколько тебе лет? — Элиот смотрела на Фарвея сквозь искры; она сама была девушкой-загадкой, но и ей хотелось услышать ответ. — Как это получилось?
— Он родился в Решетке. — Слова Грэма подтвердила и Имоджен. Не то чтобы обстоятельства рождения Фарвея являлись секретом. Этим он и был знаменит в Центральном, и неведение Элиот казалось тем более невероятным.
Странная она штучка, эта девушка.
— Парень без дня рождения? — Бенгальский огонь догорал, на лицо Элиот падали сполохи шипящих искр. — Какая диковина.
Свидетельством того, насколько сильно эти слова Элиот задели Фарвея, стало то, что они не взорвали мгновенно его эго и не вызвали взрыв воплей: Ну и что, пусть я диковина! Самая особенная изо всех снежинок! Рожденный вне времени, вечно бегущий за ним! Вместо этого он ограничился не совсем внятным бормотанием:
— Все это говорилось, чтобы задурить головы мед-дроидам. Хвастовство здорово и быстро снимает усталость.
— Надо спеть, — вмешалась Прия. — Пока огонь не погас!
— Согласна, — проговорила Имоджен с набитым ртом. Ей пришлось заняться своим розово-мятно-вишнево-карамельно-шоколадно-сливочным десертом, пока он не превратился в однородный липкий суп.
Мелодия «С днем рожденья» за четыре века изменилась несильно. Имоджен поддержала ее с великим удовольствием — возможно, не в тон, но она не обладала музыкальным слухом, как Прия. А уж та своим исполнением украсила и выровняла песню вместе с Грэмом, обладавшим приличным басом. Таким образом, песню спасли от пошлого подражания караоке. Даже Элиот пропела строчку или две: С днем рожденья, милый Фарвей! С днем рожденья тебя! Когда песня отзвучала, бенгальскому огню остался один сантиметр жизни. Он уже начал мигать.
Имоджен повернулась к Фарвею и, по традиции семейства Маккарти, повторила слова, которые тетя Эмпра говорила каждый год. Слова, прозвучавшие перед тем, как отгорел огонь.
— Загадай желание. И исполни его.
17
ТОЧКА ПОКОЯ
Теперь многое зависело от пластиковой ложки.
На протяжении всего предобеденного праздничного десерта Прия не переставала следить за этим столовым прибором в руках Элиот, примечала, как она водит большим пальцем по ручке. После того как Элиот в десятый, наверно, раз зачерпнула мороженое с красным апельсином, у Прии промелькнула мысль, что теперь на этом столовом приборе вполне достаточно биологического материала для анализа ДНК. Оставалось только стащить ее и незаметно доставить на борт «Инвиктуса».
Задумку трудно было отнести к числу рискованных или хотя бы волнующих предприятий, но сердце Прии стучало как бешеное, когда Элиот выбросила картонку с ложкой в мусорный бак. Прия несколько отодвинулась от стола, выждала момент, когда новенькая отведет взгляд, схватила ложку, завернула в салфетку и сунула в свою сумку, больше похожую на торбу. Фар частенько подтрунивал над подругой, таскавшей повсюду такую ношу; Прия сама признавала ее обременительной, но объемистая торба с карманами требовалась ей для марли, универсального целебного спрея, медицинских патчей и всякой всячины, которую прихватила с корабля, по не смогла поместить в
