— Первый день нового назначения, и эта треклятая семейка уже тут как тут. Всегда терпеть не мог Фарвея, вечно он раздувался от гордости из-за того, что родился вне времени. Как будто тут есть чем хвастаться, а на самом деле безответственная мамаша просто продолжала пялиться на гладиаторов, когда у нее уже начались схватки!
A-а. У исторических прыгунов имеется история, нечто очень личное и болезненно неприятное, судя по тону усача. Но именно слова «родился вне времени» возбудили интерес Августа. Могли ли обстоятельства рождения Фарвея Маккарти быть тем событием, на которое ссылалась кадет Маккарти? Является ли 95 год н. э. тем временем, которое она намерена изменить?
— Кто эта девчонка? Дочь Фарвея?
— Она — опасность для вас и вашего времени. — Кадет Маккарти и живой катализатор уже, вероятно, в 95 году, распространяют это разложение еще дальше… Даже если Августу удастся оперативно вернуть свои способности к телепортации, толку от этого будет мало. — Я как раз занимался предотвращением катастрофы, когда ваши электрошокеры повредили мое оборудование. Директор Марин…
— Директор? — Только когда Марин нахмурился, агент Аккерман осознал свой промах. Другой мир, другое звание. — Нет, нет. Коммандер Марин.
— Коммандер Марин. — Замороженные предки Аккермана все переворачивались и переворачивались, но семейной чести придется подождать. Угасание необходимо сдержать. Если агенту Аккерману придется совершить путешествие во времени, чтобы убить последнего катализатора, значит, так тому и быть. — Мне надо будет прокатиться.
41
В ТЕ ВРЕМЕНА БОГИ ВЫПРЫГИВАЛИ ИЗ-ПОД ПОЛА
Рассвет, которого ждали и боялись, наконец наступил. Гай отгонял его, цеплялся за сон как можно дольше, потому что во сне видел Эмпру. Эмпра — женщина, пришедшая с небес, или так она говорила. Именно так шутливо отвечала на его серьезный вопрос: Откуда ты? Гай размышлял над ним с тех пор, как впервые увидел Эмпру на трибунах во время учебного боя на арене — яркое пятно в самой унылой зиме его жизни. Долги заставили Гая поклониться ланисте, принудили произнести клятву — тренироваться, сражаться, убивать и умирать по приказу этого человека. Теперь он поднимался на рассвете только для того, чтобы продолжать кровавую литанию с оружием в руках.
Когда Эмпра наблюдала за его учебными схватками, жизнь казалась не такой серой. И кусок лез в горло, и шутки становились смешными. По вечерам женщина навещала Гая; они преломляли хлеб, Эмпра расспрашивала о жизни гладиатора, и он снова чувствовал, что весна пахнет теплом и свежими цветами, как и любовь.
Днем Гай бился. А по ночам жил.
Их беседы касались множества вещей. Вопросы, ответы, страхи, мечты молодости. Ничто в ней не указывало на какой-то один город или провинцию, а когда Гай пытался выяснить, она не называла никакого места.
Откуда ты? Со звезд.
Откуда ты? С небес.
Откуда ты? Не отсюда. Из других мест.
И в слова женщины верилось. Эмпра была как небо — подвижная и не ограниченная в возможностях. Но Гай? Гай, о чем буквально сообщало его имя, был земным человеком. Он чувствовал эту брешь между ними даже после того, как их любовь стала свершившимся фактом, даже когда возлюбленная лежала в его объятиях: лопатки выпирали, как расправленные крылья, она словно готовилась улететь в любую секунду. Даже ребенок, его ребенок, растущий в утробе любимой женщины, не мог помешать уходу Эмпры, ее возвращению туда, откуда она прибыла, — где бы ни находилось это место.
Почему? Сегодня Гай не услышал обычного, шутливого и вместе с тем уклончивого ответа.
Открыв глаза, он не увидел неба, только серые камни потолка, вытесанные для того, чтобы давить мечты. Крик петуха возвестил, что наступает утро. До выхода на первый официальный поединок оставалось совсем немного.
— Гай, ты?
Акцент как у Эмпры, и фигурка у женщины, стоявшей по ту сторону решетчатой двери его камеры, походила на статуэтку. Но свет факела позволял заметить и различие: глаза оказались темнее и волосы тоже. Эмпра ушла, и этой женщины здесь быть не должно: даже состоятельные матроны редко заглядывают к гладиаторам в такой час.
— Откуда ты знаешь мое имя? — Гай поднял руку, чтобы протереть заспанные глаза, а потом понял, что этого можно не делать, поскольку он еще спит. А как по-другому объяснить то, что женщина уже внутри камеры, если решетка не открывалась?
Гай поморгал. Но видение стало еще более странным. Женщина — или девушка? — сняла с запястья тончайший браслет, какой он когда-либо видел, выставила его перед собой и раздвинула воздух. Заглянула в эту дыру и произнесла несколько слов на резком вибрирующем языке, какого Гай никогда не слыхал.
Из пустоты посыпались черные кудри, а вслед за волосами появилась и голова.
Его собственная голова.
Гай забыл, что умеет дышать.
Голова нахмурилась и заговорила на том же затейливом языке. Женщина — девушка? богиня? — опустилась на колени и поместила раздвинутый воздух перед собой. Из-под пола протянулись две руки, следом в камеру влез целиком второй Гай.
Где-то, напоминая, что Гай не спит, продолжал горланить петух. Бодрствует и трезв, в отличие от товарища по камере, Кастора, который постарался утопить страх в вине за пиршественным столом прошлым вечером. А теперь лежит в углу, как груда безвольной плоти. Хотя Эмпра растворилась во тьме, оставив Гая на грани отчаяния, он ограничился единственным кубком вина. Но если он не пьян и не спит, как объяснить эту сцену? Может, он уже погиб на арене? Значит, это элисий? Гай ожидал увидеть в посмертии побольше травы и поменьше решеток…
— К-кто вы? — выдавил он.
Незнакомцы обменялись взглядами и еще несколькими резкими возгласами.
— Мы… — начала женщина на латыни. — …друзья Эмпры. Она должна вернуться в страну, откуда явилась, но не желает, чтобы ты здесь погибал.
Значит, это не элисий, просто боги спустились на землю. Облака. Звезды. Небеса. Эмпра не солгала ни в чем. Как и большинство римлян, Гай вырос на историях, в которых богини, такие как Венера и Аврора, обращали свои взгляды на смертных мужчин. Историях о бурной, безудержной любви, заканчивающихся скорбным расставанием и появлением детей, потрясающих мир.
Гай не рассчитывал, что станет участником одной из них.
— Мы пришли освободить тебя, — сказал второй Гай. — Чтобы ты мог попрощаться с ней перед расставанием.
Чем дольше Гай рассматривал свое божественное подобие, тем четче осознавал, что сходство неполное. Бог — мужчина? Юноша? В его возрасте тоже годились оба понятия, и у него были прекрасные зубы и шрам на руке. Что-то в нем, в них обоих, пришедших в камеру Гая, напоминало Эмпру.
— Но моя клятва…
— Я выйду на бой
