Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

почти не читают, в злободневные колонки не заглядывают, новостные передачи смотрят редко. С годами мир стариков все больше сужается. Они все реже выходят из дома. Их друзья и знакомые умирают. Уже десятки лет они не работают. Ни о ком и ни о чем не заботятся. Им остается только “Маргрит”. И много времени, чтобы следить за всеми и каждым.суббота 9 ноября

Гритье прикидывает, стоит ли ей выучить иностранный язык.

Вероятно, я посмотрел на нее с изумлением, потому что она добавила:

– Шучу, конечно. Но я читала, что двуязычные люди в среднем впадают в маразм на четыре года позже. Должно быть, двуязычие положительно влияет на мозг.

– Нет, ты слишком поздно хватилась. Единственная разница будет в том, что мы не поймем тебя на двух языках.

Спасибо Эверту за позитивный вклад в дискуссию.

“Ее звали Сара”, книжка, которую я читаю Эфье, очень тяжелая духовная пища. Я чувствую, что хеппи-энд нам не светит. И дважды спрашивал Эфье, не взять ли нам для чтения более радостную книгу, но она оба раза отрицательно покачала головой.

Чтение организует мои дни. Обычно днем, а иногда по утрам я отправляюсь в отделение для беспомощных и по полчаса читаю Эфье вслух. А потом держу ее за руку. Примерно через четверть часа она засыпает.

На стене, в ногах ее кровати, висит маленькая школьная доска, Гритье купила ее в магазине “Барт Смит”. Я пишу на доске что-нибудь учтивое и время, когда приду опять. После чего отправляюсь к Эверту выпить рюмку. Спасибо ему за хороший пинок в зад, полученный на прошлой неделе. Не хныкать, а держаться изо всех сил. Куплю ему два больших букета гладиолусов. Уверен, у него нет для них подходящей вазы.

воскресенье 10 ноября

Эверт стоял у себя в комнате с четырьмя килограммами цветов в одной руке и двумя костылями в другой.

– Ну, я пошел.

– Не смей удирать, подонок!

Я сделал вид, что захлопываю дверь.

– Хенки, пожалуйста…

Это прозвучало так беспомощно.

Вот когда я смог рассмеяться ему в лицо, а потом спасти беднягу. Вазы у него в самом деле не было. Два огромных букета гладиолусов стоят сейчас в двух вазах, которые неожиданно обнаружились в его рюкзаке после минутного посещения Эфье. Ведь у него теперь одна нога, и потому он носит рюкзак. Около отделения по уходу за беспомощными стоит шкаф, полный ваз, но в палатах не разрешается держать цветы. Видимо, почему-то это нехорошо. Раньше в больницах все цветы на ночь выставлялись в коридор.

Потом мы пили кофе. Он был рад цветам и тому, что я больше не хандрю, а что-то делаю.

– Хотя бы читаешь вслух.

Я и сам себя хвалю.

Сегодня вечером пирушка в ресторане. Я целый день постился, ведь нам предстоит не какой-то убогий комплексный ужин. Если там не будет минимум пяти блюд, я готов съесть свою шляпу.

Скоро господин Хендрик наденет выходной костюм. Я не стану говорить Эфье про нашу вылазку в ресторан. Слишком это мучительно.

понедельник 11 ноября

Вчера вечером я прибавил в весе килограмм, не меньше. Семь блюд и шесть сортов спиртного. Личный рекорд. Для человека, который первые пятьдесят лет своей жизни никогда не ел больше двух блюд кряду, запивая их стаканчиком воды, это явный прогресс. Да, там еще подавали сладкое. Ну очень вкусное сладкое. Сервировка каждой перемены занимала у кельнера минимум две минуты. О многих ингредиентах я вообще никогда не слышал. В общем, не спрашивайте меня, что я там ел.

Главное, не было никакого излишнего шика и важничанья. Можно было спокойно рыгнуть. Не так громко, как Эверт, а нормально, цивилизованно рыгнуть от удовольствия, и никто не воззрился бы на вас с осуждением.

Мы были трогательно приветливы друг с другом, и это был самый изысканный ужин за всю нашу долгую жизнь. Риа и Антуан, организаторы вечера, сияли. Прежде я не замечал у них такого сияния.

Мы пили за здоровье Эфье, отсутствующей старушки-принцессы. И хотя ее не хватало, настроения за столом это не омрачило. После вчерашних фаршированных перепелиных яиц, элегантно сервированных на листьях лимонной мяты, теперь передо мной лежит большой пакет со сластями от Святого Мартина. И я уплетаю свою третью мини-шоколадку.

До прошлого года ни один ребенок никогда не приходил петь колядки у нашей двери. Пока несколько ребят не оценили преимущества теплых крытых коридоров. (Подозреваю, что туда их привел консьерж.) Тогда их появления никто не ожидал, а они старательно искали повсюду печенье и сласти. Пропали целые коробки дорогих конфет и несколько копилок с мелочью.

В этом году мы лучше подготовились. Вот увидите, сюда не явится ни один ребенок, придется съесть все самим.

вторник 12 ноября

Я заходил в магазин “Слышать лучше”. А как насчет “слышать хуже”? Изложил продавцу проблему: старая больная женщина страдает от шума, создаваемого другими пациентками. Лучше всего, сказал этот господин, изготовить беруши на заказ, обойдется примерно в девяносто евро. Деньги не проблема, но в случае Эфье проблема – снять размер. Я купил несколько стандартных берушей и примерил их ей. Это оказалось неожиданно интимным делом. Ведь нужно проникнуть пальцами в чужое ухо. Прошло две минуты или больше, пока затычки не встали на место. Я до сих пор дрожу, вспоминая эту процедуру. Мне даже почудился ее смех. Увы, только почудился. И все-таки ее глаза смеялись.

Вошедшая медсестра чуть все не испортила. Здесь нет такого правила, чтобы затыкать пациентам уши. Необходимо проконсультироваться с начальством.

– Нет, вам нельзя присутствовать при консультации. В общем, вынимайте ваши затычки.

Мне пришлось пустить в ход все свое красноречие, чтобы оставить беруши в ушах Эфье, пока ее соседки стучат и бормочут и в палате нет визитеров.

Эфье пришлось несколько раз кивнуть в ответ на вопросы медсестры, чтобы подтвердить свое желание.

Когда до госпожи Слотхаувер дошло, что несколько нидерландских деревьев, поваленных штормом две недели назад, значительно меньшее несчастье, чем катастрофа на Филиппинах, она тут же вспомнила о наводнении 53-го года, по сравнению с которым филиппинский тайфун – сущий пустяк. Наша катастрофа – самая большая в мире, вот ее девиз.

среда 13 ноября

– Пока Черный Пит не похож на Дино Баутерсе[21], ему незачем становиться ни зеленым, ни голубым, – неожиданно заявила из своего угла госпожа Велтевреден. С некоторых пор она – наша единственная чернокожая соседка и большая поклонница блестящего Черного Пита. Сама она тоже носит большие золотые серьги и постоянно красит губы красной помадой.

За кофе – все то же вечное брюзжание: физиотерапевта оплачивают большей частью из дополнительной страховки. Госпожа ван Влит, которая по сто раз в год бегает к физиотерапевту из-за бог весть каких воображаемых болячек, подсчитала, что со следующего года ей самой придется доплачивать за это удовольствие пять