нее частенько неприятно холодело, когда она замечала, что несколько пар мужских и женских глаз таращатся на нее с жадным любопытством. Если «зрителями» были мужчины, раздражающая прохлада, рождавшаяся в глубине души, вскоре переходила в пушистую щекотку, точно по проводу передававшую ее глазам провокационно-лукавое выражение, а губам – меланхолично-усталую улыбку, как бы говорящую, что Оксане не впервой притягивать лихорадочно-плотоядные взоры сильной половины человечества.
Тонкая золотая «змейка» на ее запястье скользнула вниз. Оксана подошла к огромному зеркалу в претенциозной бронзовой раме, достала из сумки косметичку, припудрила лицо и, оглядев свою фигуру критическим взором, двинулась в зал.
Ресторан «Золотое плато» был выбран ею сегодня наугад. Она не раз проезжала мимо него в своем новеньком авто, подаренном ей мужем на день рождения. «Нексия» казалась ей такой же женственной, как и она сама. Она заказала красный цвет, ибо где-то прочла, что пристрастие к этому цвету отличает эксцентричных и экзальтированных особ.
Оксана всеми правдами и неправдами хотела выглядеть одной из них. Тайный инстинкт подсказывал ей, что некоторая странность в поведении, демонстрируемая ею повсеместно, некий сплав женской чувствительности и детской беззаботности позволит ей избежать ответственности за некоторые неблаговидные поступки, если таковые ей доведется совершить. В общем, Оксана полусознательно- полубессознательно работала на имидж богатенькой и впечатлительной ценительницы всего прекрасного и сказочного. Она предпочитала яркие цвета, умопомрачительно резкие контрасты, черные простыни и дорогие украшения. Благо, Юра, ее муж, мог доставить ей удовольствие приобретать последние.
Сегодняшний день стал для Оксаны вехой. Она сама еще толком не отдала себе отчета в этом. И теперь, усаживаясь на мягкое гобеленовое сиденье и принимая меню из ласковых рук заученно улыбающейся официантки, она силилась примерить на себя новую роль, коей отчетливые контуры придало известие, подкрепленное неопровержимыми фактами. Она еще не знала, как надлежит в подобных обстоятельствах вести себя взбалмошной кокотке, каковой она мечтала быть. Юра одним сильным штрихом перечеркнул этот ее имидж, и, отстаивая последний, она вносила в свой образ мыслей и чувств необходимые коррективы.
– Салат из морской капусты, сен-жюльен, моренго и минеральную воду, – сдавленно произнесла она.
Голос выдавал ее волнение. А она хотела выглядеть немного небрежной и отстраненной. Где-то она вычитала, что Мадонна пьет за обедом исключительно минеральную воду, и поэтому решила сфокусировать свое внимание на этом недорогом источнике вечной молодости и полезных для организма веществ. Официантка, которой, откровенно говоря, было начхать на Оксанин имидж с высокой колокольни, еще раз дежурно улыбнулась, застенографировала заказ в маленьком блокнотике, который моментально достала из кармана на симпатичном переднике, и заскользила по ковролину к стойке.
Конечно, Оксана могла назначить свидание в каком-нибудь кафе быстрого обслуживания, ведь намеченная встреча носила чисто деловой характер. Но ее всегда раздражала царящая в таких кафе суматоха, поднимающийся от кастрюль пар и сконцентрированно-жадное выражение, не сходившее с лиц обедавших в подобных забегаловках граждан. Ее имидж, да и просто хороший вкус требовали чего-то более спокойного и фешенебельного. Она посмотрела на часы, маленькие золотые часики, купленные опять же Юрой, и удовлетворенно улыбнулась. Внимательный наблюдатель различил бы в этой улыбке оттенок злорадства и тревоги.
Сначала она решила делать вид, что ее не касается то, о чем она узнала. Она повторяла себе, что поручила провернуть некое мероприятие этому малоприятному субъекту, которого теперь ожидала, исключительно из праздного любопытства. Все-таки речь шла о ее семье. Она была почти всем обязана мужу, он просто купил ее. На протяжении пяти лет Оксана упорно вбивала себе в голову, что любит его, что деньги здесь ни при чем. Да, она была красива, и Юра приобрел ее со всеми потрохами. Ему доставляло удовольствие таскать ее по вечеринкам и демонстрировать как достойный восхищенного внимания экспонат своим друзьям и деловым партнерам.
Она и сама получала от этого осмотра удовольствие, маленькое удовольствие из разряда мелких тщеславных страстишек, которые считала неотъемлемой частью жизни эксцентричной особы, представление о коей всеми силами старалась вселить в сердца других людей. В этой тихой, как квартира старой девы предпенсионного возраста, радости, было что-то скользкое и гадливое, что-то лягушачье, поквакивающее и сырое, отчего даже у такой мало рефлексирующей девушки, как Оксана, частенько сквозил в душе неуют.
Сартр определил бы это существование как насквозь невротическое и истерическое, как постоянное предательство самой себя, как неподлинность. Но Оксана не читала Сартра и иже с ним, она путала имидж и собственное «я», да и образ последнего, надо сказать, был настолько смутным, увешанным мишурой и выдумками, что в лучшем случае напоминал Оксанино манто из голубого искусственного меха.
– Пожалуйста, – выросшая точно из-под земли официантка принялась выставлять на стол тарелки.
Оксана вздрогнула и снова посмотрела на свои «Пьяже», кокетливо блеснувшие золотой оправой и дымчато-серым циферблатом. Посмотрев же, сделала недовольное лицо и криво улыбнулась официантке, как бы благодаря за расторопность. Потом взяла салфетку, меланхолично потерла ею вилку и нож, грустно зевнула и ковырнула салат.
Она снова мысленно вернулась к Юре, к их солидному загородному дому, к их расположенной в самом центре города квартире, к их веселым вечеринкам, к их ночам… Что же она делала не так? Или это он во всем виноват? Просто приелось ему «скромное обаяние буржуазии», решил покуралесить… Нет, она не может так этого оставить, не хочет! Оксана зябко передернула плечами. А вдруг он пошлет ее куда подальше?
Она еще пуще задумалась. Может, поиграть в стерву – возмущенную, избалованную, капризную? Еще один оттенок к имиджу. Или закрыть на все глаза? Месть требует плана, а составить оный, – чувствовала она, – у нее нет сил. По крайней мере сейчас. Торопиться некуда, она все обдумает, взвесит, измерит и тогда уже…
– Добрый день, – неслышно подсел к ней очкарик с дряблыми чертами лица, по которым скользил слабый солнечный лучик, пробивавшийся сквозь занавески, – миленький ресторанчик.
– Принесли? – небрежно поинтересовалась она.
Оксана от Юры усвоила манеру разговаривать с людьми, которым платила: с парикмахершами, официантками, продавщицами, массажистками. Здесь требовалась жесткость и официальность. Ни малейшей теплой искорки, никакого панибратства!
Очкарик, мужчина лет тридцати, одетый в унылый серый костюм, заговорщнически кивнул и нагнулся над столом.
– Четыреста, – вполголоса произнес он, – как и договаривались.
Оксана открыла изящную сумочку французской торговой марки «Скарабей», опять же Юрин подарок, и достала расшитый причудливыми бисерными вензелями кошелек, больше похожий на ридикюль. Отсчитала несколько зеленых купюр и положила перед очкариком. Он пересчитал и быстрым птичьим движением спрятал деньги в карман пиджака.
– Остальные получите после того, как я увижу, чего стоит ваша работа, – высокомерно заключила она.
Слегка развинченной походкой Настя направилась к ресторану. Оскорбительная поспешность, с которой с ней простился Санталов, ничуть не поразила ее, просто еще раз напомнила, что, несмотря на статус дорогой жрицы любви, она все же проститутка. Да, порой от своих богатых и не слишком счастливых клиентов ей приходилось выслушивать такие признания и жалобы на тяготы сытой, но неспокойной жизни! Но эти нытики никогда не упускали шанс поставить ее на свое место, подчеркнуть деловой аспект их отношений.
Поначалу, еще работая у Мурашова, Настя весьма болезненно воспринимала подобные замечания, а то и просто жесты, указующие на ее социальную роль. Со временем она усвоила практику относить эти почти незавуалированные требования субординации на счет служебных издержек. Иногда, правда, ее хваленое умение «не вешать нос» не могло избавить ее от горького привкуса во рту, и тогда единственным утешением для нее становилась горсть зеленых бумажек, лежащих в кошельке, да еще сознание, что ее драгоценные клиенты не отличаются ни особым воображением, ни особой одаренностью на предмет счастья.
