— Угу, — грустно кивнула я, — ну и поцеловала.
— Ты? — Эльса остановилась, вытаращившись на меня. — Сама? А чего тогда нос повесила? И почему не познакомилась?
— Потому что мужи-ик! — рыкнула я злобно и с досадой, тоже остановившись.
Эльса задумалась, затем вскинула на меня искрящийся весельем взгляд. И я уже знала, о чем эта вредина и язва спросит:
— А целовалась ты с ним тоже как мужик с мужиком, да? При всем честном народе? Да еще при медведях, известных занудах со своими чопорными традициями и порядками?
— Угу… — буркнула я обреченно, снова двинувшись в путь.
Мне в спину донеслось веское:
— Он тебя прибьет! Если найдет!
— Вот и я так подумала, правда, потом, когда удрала, — расстроенно призналась я.
Когда до камня осталось рукой подать, Эльса не сдержала любопытства:
— Ну и как тебе первый поцелуй? И как тот мужчина-мечта хоть выглядел?
Вспомнив свои яркие ощущения, испытанные при тесном… хм… разговоре с громадным, умопомрачительного вкуса незнакомцем, я сначала приуныла:
— Лучше, чем мечталось! — А чем дольше говорила, тем больше воодушевлялась и восторгалась: — Он… такой вкусный, сладкий… и полосатый. А волосы… а глаза как солнышко, а грудь… не описать словами. Ох, Луна, еще чуть-чуть — и я бы его вылизала… честное слово! Хвост у него длиннющий, толстый; руки, клянусь душой, такие возбуждающие, хлеще, чем запах. Он меня с ума свел еще в Аверте, не могу больше ни о ком думать, кроме него…
— Ну и кто твой умопомрачительный полосатик? — широко улыбнулась Эльса. — Тоже кот?
В этот момент из-за поворота появилась груженая телега, запряженная красивыми белогривыми тяжеловозами. Рядом с возницей сидит девушка. За повозкой трусят на крупных, мощных конях двое здоровенных всадников. Яркий черноволосый и — ох, Луна! — тот самый полосатый…
Мы с Эльсой, будто заведенные, бежали им навстречу, будь неладен этот камень. А потом путники нас тоже увидели, мало того, тигр разглядел, да как полыхнул желтым гневным взглядом, что я, остановившись, пискнула:
— Мамочки! Это он!
— Дин! Мне конец! — придушенно вторила мне Эльса, на ходу разворачиваясь и со всех ног улепетывая.
В обратную сторону мы неслись как ужаленные, преследуемые всадником, пришпорившим лошадь. У меня в ушах стоял жуткий топот копыт. Догонит! Непременно догонит, еще и заарканит…
В лагерь мы влетели быстрее стрелы, подняв переполох. Мужики подхватывались и брались за оружие, а мы бестолково метались в поисках укрытия. Запнулись о котел, рухнули наземь и, жалко ноя от страха, продолжили носиться. Куда, ну куда бы спрятаться? Все телеги после вчерашнего похода в город были забиты поклажей под завязку. Лишь в нашей осталось местечко, куда рыбкой нырнула Эльса. Я тоже полезла, слыша приближающийся стук копыт, но ушастая предательница, как давеча, пнула меня наружу и тут же накрылась пологом. Краем глаза увидев всадника, я, больше не рискуя присоседиться к бессовестной кошке, залезла — под котел!
До меня донеслись голоса, и особо среди них выделялся знакомый, холодящий кровь глубокий бас тигра:
— Ох, и найду сейчас кое-кого! Ох, и всыплю по самое не хочу…
Уж слишком близко угроза прозвучала — я невольно начала отползать вместе с котлом.
«Дзинь» — звякнуло мое укрытие, столкнувшись с чем-то. Я чуть приподняла его и увидела колесо телеги и… большущие удобные ботинки. Знакомые такие, по Аверту. В следующее мгновение котел отвалился в сторону, а надо мной на фоне голубого неба завис тигрище.
Сжавшись в комочек, втянув голову в плечи, я подняла глаза — и уставилась в полыхающие желтым огнем раскосые тигриные глазищи. Ветер трепал его густые волосы, то и дело норовя закрыть, спрятать от меня широкое скуластое лицо с суровыми чертами. И выглядел этот мужчина еще более устрашающим, наверное, потому, что черную рубаху надел.
Тигр вздернул меня, как и вчера, за куртку, приблизив к себе:
— И ты, значит, тут… мужик недоделанный?!
— Ага, — я невольно виновато развела руками, признаваясь в сем грехе.
— Больше не сбежишь! — мрачно припечатал тигр и, перехватив поперек, засунул меня под мышку.
Со страху я ухватилась за его бедро — обалдеть, какое крепкое, будто каменное. Тигр почему-то довольно хмыкнул и шагнул к Гленовой телеге. Откинул полог, явив на свет дрожащую Эльсу, и разъярился:
— Ну что, беглянка безголовая, доигралась?
Эльса, тоже вжав голову в плечи, неловко села, исподлобья оглядела тигра и ершисто заявила:
— Я взрослая уже и сама могу принимать решения о своей судьбе!
Характер сонника, никуда не деться! Да еще в столице края пожила, слов умных нахваталась.
— Ты опозорила меня, Томаша, среди Серых охотников не обошла ни одного оборотня со своим длинным нахальным языком и дурным нравом. Нет у тебя ни капли совести, никакой ответственности, заботы…
— Ага, — вновь подтвердила я, припомнив, как меня в трудную минуту снова выпихнули из телеги на растерзание, — нет.
Эльса вскинулась, кажется, не придав особого внимания моему незавидному, даже постыдному нахождению под мышкой у незнакомца, с которым она, оказывается, хорошо знакома:
— Да если бы не я, тебя бы в первый день из обоза вытурили. Ты же двух слов связать не в состоянии! — И передразнила: — Бек-мек, мы тут курей топтать собираемся.
— Так ты, негодница, еще и врушкой заделалась? — зло протянул мой пленитель и свободной рукой потянулся к ремню. — Видно, мало я тебя наказывал.
Вокруг нас собрался весь обоз. Срамота! Но сейчас не до того. Суровый тигр явно намеревается выпороть мою подружку. Схватила его за палец, не давая расстегнуть ремень, и заступилась:
— Она умная, толковая и заботливая. На целый обоз есть готовит, взвар делает… полезный… некоторым, бегает по утрам. Мы домой едем, ата, отпустите.
Тигр посмотрел на меня сверху вниз, пыхнув яркими желтыми глазами, и продолжил вытаскивать ремень.
— Дин, мы что-то важное пропустили? — рядом раздался недовольный голос Глена. — Вообще-то, девочка у тебя под мышкой — моя!
Дин? Подняв голову, я вытаращилась на тигра: так
