Дальше нас, помимо пожара, накрыло ужасом. Огненная стихия ревела, гневалась, пытаясь перебраться через тракт и достать нас, жалких смертных, сбившихся кучкой вокруг животных. Шипела, испаряясь с защитных шкур, вода. Загоревшиеся от искр тряпки приходилось отбрасывать на дорогу, а самим вжиматься в ямы, вырытые в земле, спасаясь от жара и дыма! Страшное утро, которое не забудется никогда.
Не знаю, смогла бы я выдержать это сводившее с ума испытание, если бы не Дин. Порой хотелось вскочить и с криком броситься прочь. Думала, сгорим заживо. Но Дин крепко держал меня, накрыв своим телом, ладонью вжимая голову в сырую землю, собой защищая от огня. Ему приходилось еще и коня удерживать, которого он вынудил лечь на землю и завалил шкурами. Кажется, он нам обоим шептал, хотя скорее хрипел:
— Тихо, тихо, родная моя. Скоро все закончится… Потерпи…
Я очнулась, лежа на руках у любимого мужчины и глядя в небо, застилаемое дымом. Палящий ужас закончился. Ветер погнал огонь и дым дальше. Рядом перебирал могучими ногами конь Дина, поднимая копытами черные клубы сажи, вздрагивая от любого шороха и посылая нервные волны по шкуре.
— Мы живы? — всхлипнула я, глядя на выжженное поле.
Мой тигр, черный от сажи, с всклокоченной, подпаленной грязно-серой шевелюрой, наклонился надо мной, обнял крепче и, сверкнув белыми клыками в широкой улыбке, обрадовал:
— Живы, любимая. Все живы.
— Любимая? — Я окончательно разрыдалась.
— Самая-самая, — с какой-то необычайно трогательной нежностью заверил Дин. — Любимая и единственная.
— Я домой хочу-у-у, — рыдая, уткнулась в воняющий дымом и гарью живот Дина. — Я устала колесить.
— Скоро будем дома, любимая, скоро.
Глава 25
Если до пожара из-за густой травы можно было разглядеть лишь верхушки гор на горизонте, то сейчас тракт оголился — словно погорелец, одетый в грязное, закопченное рванье. В воздухе стоял удушливый дым, но порывистый ветер быстро разгонял его, доламывая выжженные стебли. Теперь, куда ни кинь взгляд, черные останки травы и сажа. Мало того, вдали громыхал гром. Видно, этот сильный ветер и пригнал дождь. Жаль, что так поздно.
С превеликим трудом я уговорила себя оторвать руки от Дина, а он не торопил, все понимал. Вытер с моих щек слезы, размазав грязь, поцеловал с нежностью и попросил:
— Савери, любимая, я знаю, что тяжело и вымоталась ты, но опять нужно помочь.
Я встрепенулась, напоследок прижалась к его груди теснее, а потом отстранилась и направилась к телеге с лекарской корзиной. Откинула меховой полог и выдохнула:
— Ой, гляньте на это чудо!
Рядом остановился Глен, заглянув мне через плечо. Рядом с моей корзиной лежала серо-желтая, с черными пятнышками степная кошка, спрятавшая под собой котенка. Махонького, совсем недавно родившегося. Шерстка у кисы кое-где подладилась, зато оба спаслись. Малыш вон как присосался к мамке. И хотя она злобно зашипела, но удирать не пыталась — понимала, что сейчас в телеге ей ничего не грозит. Я осторожно забрала корзину, а Глен, к моему удивлению, поставил рядом с животными чеплашку с водой. Кошка шипеть перестала, скинула котенка и принялась жадно лакать. Затем принялась его вылизывать. Я вздохнула: у степных кошек в помете обычно до шести котят, а эта смогла спасти лишь одного. Луна, пусть хоть он выживет!
— Савери! — заплакала Хвеся.
Я подошла к супругам и закусила губу, разглядывая голую, почерневшую от гари и ожогов спину Мирона:
— Как же так?
Хвеся разрыдалась в голос:
— Это я, я во всем виновата… Испугалась… словно с ума сошла. Показалось, что мы заживо горим… вскочила и рванула прочь.
— Еле поймал дурочку, — прохрипел Мирон, пытаясь встать на четвереньки.
Понятно: Хвеся откинула шкуру, а Мирон ее от жара своим телом закрыл. Тряпья лишь на головы и хватило, вот ему спину, хвост и зад подкоптило.
— Нам нужна вода, теплая и чистая. Много воды! — строго скомандовала я.
Скоро мы с Хвесей носили воду на эту черную «поляну», благо источник, который она нашла, действительно оказался полноводным и вокруг него водоем скоро образовался. Мы промывали раны наших спутников. Пострадали многие, но Мирону досталось больше всех. Даже Эльса подпалила правый бок, а Шай — левый, удивив всех. Оказывается, они лежали на боку в обнимку. Прятаться под своим мужчиной она отказалась, решив разделить с ним боль и смерть. Вот какой смелой и любящей моя подруга оказалась! И пока мы с Хвесей хлопотали возле Эльсы и Шая, рядом собралась толпа, и каждый ее хвалил и восхищался. Эльса счастливо улыбалась и почти не вопила, когда я ожоги ей мазала.
А перемазанный в саже Дин целовал в такую же грязную лохматую макушку чумазую племянницу, а потом меня в щеку, и в губы, и в ухо. Плевать ему на вонь и грязь, главное — мы живы! Но потери были. Две телеги и несколько лошадей, которых не смогли удержать в самое буйство огня, сгорели. И пока те, кому досталось меньше, перепрягали лошадей и устраивали раненых в повозке, нашлось еще с десяток зверюшек, спасавшихся в поклаже или прямо рядом с оборотнями.
Под пологом у Ульдена спряталась целая семья ежей. Наум показал нам огромную серо-зеленую ящерицу. А как визжала Хвеся, когда начали разгружать телегу и на нее выскочила стая мышей, разбегаясь из-под откинутой шкуры. Мирон лежал в соседней телеге и покряхтывал от боли и смеха.
В дорогу мы двинулись помаленьку только на следующий день, рассудив, что теперь точно некуда спешить. Здесь, хочешь не хочешь, хотя бы вода есть, да и вымотались все окончательно, едва на ногах держались. Телегу, где собрали всех лежачих, тянул конь Дина, а мы с любимым следом шли пешком, держась за руки. Подумаешь, с подгорелыми волосами, кое-как смыв сажу и наспех одевшись в первое попавшееся, но, встречаясь взглядами, сияли от радости. Мы живы, мы любим!
Правда, ближе к предгорью нашлись и те, кому не повезло. Обоз из десяти подвод чернел сгоревшими остовами. А его хозяева так и лежали лагерем. Видимо, их сторожа заснули и огонь накрыл всех сразу. Мы похоронили останки и начертили защитную руну Луне.
