журналисты. И, наконец, я приехала домой к Валентину Иосифовичу Гафту и Ольге Михайловне Остроумовой, это было очень смешно, потому что они, великие артисты, повторяли мне, утешая: “Вы только не волнуйтесь, мы обязательно всё выучим наизусть”. А это действительно было важно, чтобы артисты те тексты, которые вы с Валерой написали, произносили дословно, не своими словами, а именно как литературный фрагмент. Но при этом не читали по бумажке. И артисты, драматические артисты, это прекрасно поняли и с готовностью согласились.

Самым же страшным в той истории были музыканты, певцы. Тех артистов, которых мы любим, того же Юру Шевчука, мы не могли не пригласить. Он наш талисман. Но ситуация складывалась сложная. Всё понимая, я поехала в Петербург на встречу с Юрой. Мы с ним прогуливались по набережной Фонтанки и я, заикаясь от ужаса, пыталась объяснить ему суть дела: почему мы не можем его не позвать, как он важен для нас, как мы его любим, но речь идет о телеканале “Россия”. И потому надо звать еще и тех, других артистов, которых любит народ и рекомендует руководство телеканала. Юра вдруг остановился и сказал: “Старуха, ты сошла с ума. У тебя свои дети есть, а у меня – свои”.

ГОРДЕЕВА: Что он имел в виду?

ХАМАТОВА: Что есть дети, подопечные “Подари жизнь”. А есть его дети, которые ходят на его концерты и слушают его песни, и он не может их обмануть. “Старуха, как ты себе представляешь меня на одной сцене с вот этими вот?!” – возмутился он. На что я почти уверенно произнесла: “Это – водяное перемирие. Ради жизни и здоровья детей”.

ГОРДЕЕВА: А при этом буквально на днях Шевчук, между прочим, набил морду Киркорову. И они теперь – представители двух враждующих лагерей. Да, хотя мы тогда еще не вляпались во всякие политические противоречия, но уверенно оказались в центре вражды рока и попсы.

ХАМАТОВА: Но я стою на своем. И повторяю, и повторяю заученные слова про водяное перемирие. Юра остается при своем мнении: “У тебя своя правда, у меня – своя. Компромиссы ни к чему хорошему не приведут”. Я еду обратно в поезде ни с чем. И думаю: возможно, это и к лучшему? Конечно, концерт без Юры – это, по меньшей мере, странно, потому что он – человек, на чье плечо мы опирались всегда и продолжаем опираться. Но, с другой стороны, отказать – это его право, и, может быть, это избавит его от какой-нибудь некомфортной встречи или ситуации с непредсказуемыми последствиями. Внутренне я уже смиряюсь с тем, что нас ждет первый концерт фонда, на котором не будет Шевчука.

Но через несколько дней Юра звонит сам: “Ты во всем права, старуха. Дело – важнее. Я буду с вами. Но у меня есть одно условие: я буду первым. И сразу уеду, чтобы никого не видеть”. Я обрадовалась: “Юра, конечно!” И немного выдохнула.

Но ненадолго, потому что немедленно навалились другие вопросы, которые надо было срочно решать.

Например, позвонила певица Валерия и сообщила, что очень бы хотела спеть на нашем концерте свою новую песню про женское рабство. Я ей говорю: “Валерия, наверняка это очень хорошая песня, но у нас концерт, посвященный детям, которые болеют раком!” Она и слушать не желает. Тогда я звоню ее мужу, Иосифу Пригожину, и пытаюсь убедить его подумать, вдруг есть еще какая-то песня, которую Валерия готова спеть.

ГОРДЕЕВА: А мы все, как по команде, вставляем в машинах диски Валерии и отчаянно слушаем.

ХАМАТОВА: Так обнаруживается чудесная песня “Мы вместе”. Я шлю и Валерии, и Пригожину восторженные эсэмэски и прошу спеть именно ее. Они долго не сдаются, но в итоге соглашаются. Потом оказывается, что Дима Маликов категорически не хочет петь старую песню “До завтра”, поскольку у него написано много новых песен, с которыми он хочет познакомить слушателей. А Диана Арбенина, которая впервые участвует в нашем концерте, присылает свою новую песню “Держи меня за руку”, против которой неожиданно восстает наш Артур Смольянинов. Сейчас я не помню ни одного его довода, но помню, что вопрос стоял так: или песня, или Артур.

ГОРДЕЕВА: И по этому поводу мы собираем экстренное заседание “Подари жизнь”. По-моему, Артуру казалось, что песня слишком грустная и слишком взрослая. Никто из нас тогда не был знаком с Дианой лично, и никакой возможности тактично попросить у нее другую песню не было. И мы отложили вопрос об утверждении песни аж до мая, практически до последних дней подготовки концерта. К тому же надо прослушать бешеное количество других песен, к которым ты поручила мне сделать видеоклипы, видимо, решив, что раз режиссера у концерта нет, а ты всё равно высвободила себе время, то будешь еще и режиссером.

ХАМАТОВА: Я слушаю, слушаю, слушаю. Слушаю музыку, к которой я, мягко говоря, не совсем приучена. Слушаю бесконечно весь репертуар Кристины Орбакайте, Витаса, Маршала.

Слушаю всё – за исключением Надежды Кадышевой. Ее слушать у меня никак не получается: знаешь, бывает такое тембральное несовпадение, когда твой слух просто не может воспринимать какие-то звуки. Так что ее песни я выбираю просто по текстам.

Но на самом-то деле я прекрасно понимаю, что людям по ту сторону экрана этот концерт – как раз то, что нужно. И мы должны быть благодарны каждому артисту, каждому музыканту, кто с такой готовностью согласился в этой акции участвовать. А все, кстати, повели себя очень благородно!

Но так или иначе, к самому последнему моменту у нас остается куча неутвержденных песен. В том числе, кстати, песня, которую будет петь Шевчук. Он оставил выбор за нами, а мы не можем решить.

ГОРДЕЕВА: У меня была монтажная ночь. Мы монтировали один из выпусков программы “Профессия – репортер”. Тогда в Останкино можно было курить, еще не было часовни у кафетерия, а сам кафетерий назывался “Кафемакс”. Там круглосуточно продавали какую-то еду, кофе, алкоголь. Там всегда бурлила жизнь, потому что Телецентр никогда не спит. И вот я спускаюсь туда, наверное, в третьем часу ночи, беру чай, коньяк. И начинаю в очередной раз перебирать в голове все песни Шевчука, которые знаю. Но ничего не подходит. Вдруг из радиоточки раздается:

Небо звездное, сердце августа,Оглянись – рассветает пророчество,Тело – степь, мое одиночество,Смерти нет, но всегда пожалуйста.

И я лихорадочно – тогда же были кнопочные телефоны, Чулпан! – пытаюсь успеть набрать текст прямо за песней. Я набираю тебе эсэмэс со словами:

Новое сердце взорвется над нами,Новая жизнь позовет за собой,И, освященный седыми богами,Я, как на праздник, пойду за тобой.

Песня звучит, я набираю, а перед собой прямо вижу лица наших детей в больнице, лица и глаза их мам. Меня осеняет: это же про всех нас! И я отправляю тебе сообщение.

ХАМАТОВА: Я ехала в поезде. То ли на гастроли, то ли с гастролей. И тут же тебе ответила: “Это прекрасная песня”. И написала Юре. Он сразу согласился. А потом ты сделала клип.

ГОРДЕЕВА: Мы собрали видео, снятое на телефоны волонтерами в больнице, детьми, их мамами. Это было видео про огромную жизнь, которая едва-едва умещается в этих стенах, рвется наружу. Мы складывали эти видео одно к другому, и вышел маленький фильм, в котором, кстати, оказались и все мы, приходившие в больницу. Там мы были такими, какими нас видели дети. Но главной героиней была девочка Катя Шуева. К несчастью, она потом умерла. Ее страшно любили все ребята-волонтеры, из видео складывалась целая история: вот она, привязанная к капельнице, ходит по подоконнику и смотрит в окно. Там, за окном,

Вы читаете Время колоть лед
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату