– Вот только у нас нет возможности попросить ее помощи.
Но действительно ли это так?
«О! – воскликнула Мейкпис про себя. – Я ошибаюсь. Есть один способ. Только очень опасный».
– Что-то мне не слишком нравится предисловие, – буркнул доктор.
– Мне тоже, – согласилась Мейкпис. Но другого пути не было. – Я должна поговорить с Морган.
– Разве это поможет? – удивился доктор Квик.
«Леди Морган! – подумала Мейкпис так громко, как только могла. – Я хочу потолковать с вами. Да, раньше я пыталась преследовать вас, но на этот раз не стану этого делать. Пожалуйста, я не причиню вам вреда».
Ответа не было.
– Вряд ли леди поверила, – со вздохом заметил доктор. – Она предпочитает появляться и исчезать по своему желанию, чтобы мы не могли проследить за ней, а сейчас, боюсь, скрывается в своем логове.
Мейкпис припомнила эмоции и воспоминания, нахлынувшие на нее, когда она пыталась следовать за Морган.
– Вы сказали, что она скрывается в той части моего сознания, которая словно отсечена от остальных. Думаю, теперь понятно, что это значит. Все эти годы в моих воспоминаниях существовала глава, которую я не хотела и не могла просматривать. Если это и есть логово, я знаю, где ее искать.
Глава 34
Мейкпис лежала с закрытыми глазами на своей узкой кровати, прислушиваясь к звукам собственного дыхания. Пытаясь утешить себя, она представляла, что покоится на брюхе гигантского медведя, который больше Уайтхоллоу, больше Гризхейза, его мех гуще летней травы, а вдохи и выдохи похожи на покачивание галеона.
Но невозможно оставаться здесь вечно. Ей предстоит путешествие в собственное сознание. Предстоит сразиться с бездной. Предстоит встреча с врагом.
«Можешь подождать меня здесь, – сказала она медведю. – Я скоро вернусь. Мне необходимо пережить это одной».
Но медведь плохо понял, о чем она, и собрался идти с ней. Ну конечно, он пойдет с ней. И Мейкпис в конце концов поняла, до чего она глупа. Такого понятия, как «одна», больше не существовало. Поэтому, когда Мейкпис с глубоким вздохом стала вспоминать Поплар, ее молодая сущность, которую она представляла в воображении, шла рядом с медведем. Она позволила себе утонуть в этом образе.
Это воспоминание. Это отзвук памяти, имевший силу и образность сна.
Вот он, Поплар, после стольких лет, с его шумом и запахами. Стуком и грохотом верфей, трепещущими на ветру тополиными ветвями, яркой зеленью болотистых пустошей, где паслись пятнистые бело-коричневые коровы. Образ был таким живым, что дым высек слезы из глаз. Воспоминания, как одежда, убранная в сундук подальше от дневного света, не выцвели. Их краски все еще были яркими.
И… Поплар был совсем невелик, она только сейчас это поняла. Куда меньше, чем Оксфорд или Лондон. Всего нескольких домишек, сгрудившихся у дороги, как семена травы – у стебля.
В своем воображении она, как и три года назад, шагала по дороге в Лондон. Никто не обращал внимания на двенадцатилетнюю Мейкпис. Никто не замечал топавшего рядом медведя.
Солнце почти село. Небо быстро темнело. Воздух с каждым шагом становился более гнетущим. Более душным. Но ей необходимо кое-кого найти.
Медведь по-прежнему был рядом. Она могла протянуть руку и коснуться его меха, хотя в ушах отдавался рев разъяренной толпы. А когда она побежала, он опустился на четвереньки и тоже побежал.
Теперь они были в самом центре восстания подмастерьев. Безумную, вопящую тьму разрывали выстрелы. Нависавшие над ней силуэты взрослых обращались в паническое бегство, толкая Мейкпис со всех сторон, пытаясь раздавить, и мешали рассмотреть происходившее.
Мейкпис огляделась, отчаянно желая увидеть одно знакомое лицо. Где она? Где она? Где она?
Здесь. Прямо здесь.
Мать.
Каждая черта лица ясно видна. Взъерошенные, как у ведьмы, волосы выбились из-под чепца. Глубоко посаженные глаза со светящимися в них звездами и загадками. Маргарет.
И дубинка, которой кто-то небрежно взмахнул, уже почти коснулась ее беззащитного лба.
Но Мейкпис и медведь могли помешать! Теперь они здесь! Они могут отбить дубинку! Удар лапой отвел оружие от цели.
Но вот где-то рядом разбилась бутылка, и осколок летел в лицо Маргарет. Мейкпис представила, как быстро поднимает руку и загораживает мать.
На этот раз кто-то выбил из руки подмастерья мотыгу, лезвие которой едва не раскроило лицо Маргарет. Брошенный камень срикошетил от стены прямо в Маргарет. Шальная пуля неумолимо летела к виску…
Мать завопила. И внезапно оказалась перед Мейкпис. По бледному лицу темными струйками стекала кровь. Мать смотрела на Мейкпис, словно ожившая Смерть. И тут ее лицо дернулось.
– Держись от меня подальше! – заорала она, ударив Мейкпис по лицу с силой, потрясшей мир. – Убирайся! Убирайся!
Мейкпис не успела опомниться, как получила сокрушительный удар в грудь. Пошатнулась и оказалась в другой тьме. Приземлилась среди кустиков чертополоха и долго смотрела на звезды. Она находилась на маленькой, заросшей сорняками полянке, словно огороженной шелестевшим на ветру тростником. Села и увидела неподалеку невысокий овальный холмик недавно вскопанной земли. Это была могила матери на краю попларских болот.
Медведь теперь стал маленьким медвежонком, и из крошечной пасти неслось тихое жалобное поскуливание. Он умер в этих болотах и теперь узнал их. Мейкпис взяла его на руки, ощущая, как сама дрожит от холода и страха.
За полянкой среди зарослей тростника виднелся дымный силуэт женщины. Она стояла неподвижно, если не считать буйных распущенных волос, которые разметались на ветру.
– Ма! – ахнула Мейкпис.
– Ты была моей смертью, – прошептал ветер. – Ты была моей смертью.
– Прости меня, ма! – всхлипнула Мейкпис. – Прости, что я спорила с тобой. Прости, что убежала.
Силуэт не двинулся, но почему-то стал гораздо ближе, по-прежнему безликий и неумолимый.
– Моя смерть, – выдохнули уединенные болота. – Моя смерть.
– Я пыталась спасти тебя, – оправдывалась Мейкпис, чувствуя, как слезы жгут глаза. – Но ты оттолкнула меня. А тот человек унес меня…
– Моя смерть.
Ветер усилился, и волосы женщины вздымались, как парус. Она вдруг оказалась на самом конце поляны, молчаливая и зловещая. Лицо по-прежнему было скрыто тенью. Скоро тень ринется на нее, и Мейкпис увидит ее ужасное, расплывающееся, как дым, лицо, услышит слова, сказанные заплетающимся языком, когда мать начнет когтить ее разум. И все же Мейкпис была наполнена тоской и желанием, перевесившими даже страх.
– Почему я не смогла спасти тебя? – крикнула Мейкпис фигуре. Она снова подумала о месте, которое только что покинула, о безнадежных попытках защитить мать от фатального удара. – Почему этому суждено было случиться? Почему я не смогла это остановить?
Оказалось, что в глубине души она уже знала ответ.
– Это было просто невезение, верно? – прошептала она, и по щекам заструились слезы. – Я ничего не сумела сделать.
Медведь у нее на руках был теплым и тяжелым. Ведомая защитным инстинктом, она
