— Я тогда думать, что мне конец… Если бы ты не взяться…
Артакс так не считал, но кивнул:
— У тебя талант ускользать от смерти.
Володи только рукой махнул:
— Ты перестать, пожалуйста. Я пойти с тобой. Но я чувствовать, мы не возвращаться. Не в этот раз.
— Но…
Володи поднял руку, заставив его замолчать:
— Не важно, это все красивый слова. Я тебя одно просить. Если я умирать, возьмешь ты себе в двор Кветцалли и Ваня? Им понадобится защита. Мои люди их уже не любить.
— Ничего с тобой не случится!
Друсниец покачал головой:
— Я кое-что сделать… — Внезапно глаза его наполнились слезами. — Я прогнать свое счастье. На этот раз я не возвращаться, если ходить в бой с тобой.
Артакс не хотел этого так оставлять, но на ум ему внезапно пришла простая крестьянская мудрость, которую часто любил повторять его отец: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Он посмотрел на своего друга, подумал о тысячах людей, уже отдавших жизни ради его мечты.
И именно ради них он должен идти! Если он откажется от своей мечты сделать этот мир лучше, то все они погибли напрасно.
Совершенно особая девушка
— Не снимай с нее оковы. Она опасна.
— Не бойся, у нас бывают такие гости, которые любят подобное.
Бидайн не была уверена, что все это ей не снится. Ей было дурно. Железные оковы врезались в запястья. Ее приковали к влажной стене, и она стояла на цыпочках.
Нет, это просто кошмарный сон!
Грубая рука сжалась вокруг ее левой груди.
— Ты только потрогай. У нее такие красивые, мягкие титьки.
И вот тогда эльфийка поняла, что это не сон. Голова ее свисала, так что подбородок касался груди. Она заморгала и из-под полуприкрытых век поглядела на волосатую руку.
— Не расхваливай ее, словно старую клячу на рынке. Я и так все вижу.
— Нет, не видишь! — прошипел другой, и его рука снова сжала ей грудь. — Она убила двух моих ребят. Ни в коем случае не снимай с нее путы!
— Может быть, я не знаю, какова она сейчас, но прекрасно знаю, что с ней будет через пару лун. Если она провисит здесь достаточно долго, словно ветчина на крюке, то сделает все ради того, чтобы получить нормальную еду и лечь в нормальную постель. И не быть вынужденной подчиняться ребятам, которые будут спускаться сюда.
— Она другая.
— Ты чертовски плохой делец, Олег. Своими речами ты сбиваешь цену, которую я хотел заплатить за нее.
— Я тоже в доле, идиот. Я не хочу, чтобы у нас были неприятности. Держи ее под замком!
Кто-то провел рукой по ее волосам.
— А на вид безобидная блондиночка.
— Одного из моих ребят она скормила свиньям. Яшу. Возможно, ты знал его.
— Ты имеешь в виду Счастливчика Яшу? Того, с которым ничего не случалось даже в самой гуще битвы? Который на марше даже ноги не натирал?
— Когда он повстречался с ней, счастье оставило его.
Покупатель негромко присвистнул.
— И говоришь, она убила его? Да Яша на две головы выше нее…
— Был на две головы выше. То, что оставили от него свиньи, выглядело ужасно.
Мужчины замолчали. Бидайн не шевелилась. Лучше не подавать виду, что она пришла в себя. Олег… Это имя было ей знакомо. Так звали капитана при дворе бессмертного Володи.
— У меня есть парочка очень своевольных клиентов, — наконец произнес незнакомец. — К нормальным девушкам их подпускать нельзя. Как ее зовут, эту шлюшку?
— Анисия.
— Кажется, я знаю человека, который заплатит мне вдвое больше, чем я дам тебе сейчас. Пусть он порезвится с ней ночку.
— Я расскажу об этом Яше, когда пойду навещать его в рощу духов, — произнес Олег, и по его голосу Бидайн поняла, что капитан улыбается. — Я уверен, он порадуется этому.
Голова у эльфийки гудела, словно котел, по которому колотили поварешкой. Раздался звук отодвигаемого засова, затем — скрежет железной двери по каменному полу. Она закрылась. Бидайн снова осмелилась моргнуть. В камере она была одна. Темница не слишком большая, шага два, может быть, три. Сквозь зарешеченное окно в тяжелой дубовой двери падал желтый свет. У самой двери стоял узкий стол, под ним — ведро, в котором пленникам предлагалось справлять нужду, если они, конечно, не были прикованы к стене.
Эльфийка попыталась вспомнить, что произошло. Золотые врата. Она почти дошла до них. Но что задержало ее? Этого Бидайн не помнила. В отчаянии она подняла голову и посмотрела на узкие железные кольца. Попыталась вытащить левую руку, принялась дергать оковы, пока на лицо не потекла кровь. В ярости ударила кулаками по стене. Не собиралась она дожидаться, пока придет тот особый клиент. Скорее уж она откусит себе большой палец на левой руке, чтобы высвободить руку из оков.
Полководец и воительница
Энак вбежал в зал чужаков, во взгляде его читалась паника.
— Он идет, госпожа! Совершенно без предупреждения. Прямо сюда! Даже не стал слушать Хатту. Просто прошел мимо наставника…
Шайя, стоявшая на коленях у ложа, поднялась и подала знак Сахаму поменять повязку, которую она только что сняла с больного. Она была очень довольна проведенными ампутациями. Никто из больных не умер после того, как она отрезала их обмороженные конечности. Ни у кого не началась лихорадка. Они поправлялись, но Шайя прекрасно осознавала, что души исцеляются медленнее, чем раны. Некоторые мужчины переживали, что за возможность жить дальше им пришлось заплатить рукой или ногой.
— Что за важная птица идет к нам, Энак?
Молодой целитель поднял руки:
— Боги всемогущие, разве вы не поняли, госпожа? Ларис Трурии, Аркуменна, наш князь и повелитель!
Шайя вытерла руки о повязанный поверх платья передник. Выйти из дворца для больных, чтобы купить новую одежду, она не могла. На ней по-прежнему было то самое красное платье, в котором она прибыла неделю назад. Устало смахнув со лба непокорные пряди, Шайя вздохнула. Ну вот и все, сейчас решится, позволят ли ей остаться здесь или исполнится желание Хатту унизить ее перед лицом всего города.
В соседнем коридоре раздались шаги. Она услышала голос Хатту, который взволнованно говорил что-то своему правителю. Шайе доводилось слышать об Аркуменне. Он был самым успешным из полководцев бессмертного Ансура, ему удалось захватить отдельные части Друсны, прежде чем империи заключили мирное соглашение.
Правитель и его свита вошли в зал через высокие створки дверей. Шайя удивилась. Она ожидала увидеть совсем другого человека. Аркуменна был невысокого роста, худощав, со лба на затылок наступала лысина. Строгость лицу придавал резко очерченный орлиный нос. Удивительным образом противоречили всему облику полные чувственные губы. Несмотря на то что на нем были простые белые одежды и латаные сандалии, со шнурков которых
