– Нет, – отрезала Лантернгласс, и улыбка Дороти мигом исчезла, сменившись уродливой сердитой гримасой.
– Двадцать процентов скидки, – протянула она.
– Нет. Положи обратно. – Айша набирала номер редакции.
– Мне надо пописать, – завела Дороти.
– Потерпи минуточку, – отозвалась Лантернгласс.
– У них в «Лидз», наверное, есть туалет для своих, – сказал Окелло. И дернул головой в сторону укурка с пышной шевелюрой. – Слышь, бро. Не против, если малютка в ваш туалет сбегает?
Укурок медленно смежил веки, раскрыл их и произнес:
– Без проблем, чел. Действуй.
Дороти, надменно танцуя, двинулась было обратно в «Лидз».
– Не, погодь, – произнес укурок сонливым голосом. Вид у него был, словно его только что разбудили. – Блин. Там ремонт. Мы три месяца упрашивали их смыв наладить. И лишь после массового отстрела у них наконец-то время нашлось.
Дороти обернулась на мать, широко раскрыв глаза: и что теперь?
– Подожди, – прошипела Лантернгласс: как раз Тим Чен ответил на вызов.
– Айша, – заговорил Тим безо всяких вступлений, – ты слышала?
– О чем?
– О распоряжении эвакуироваться. – Голос Тима звучал безмятежно, почти мягко. – Сорок минут назад звонили из пожарной службы парка и передали официально. Нам надлежит очистить редакцию к десяти часам завтрашнего утра.
– Дресня.
– У меня дресни никогда не бывает, – уверил ее Тим.
– Это и вправду так. Ты мужик с крепчайшим запором из всех, кого я знаю.
– Нужно, – сказал Тим, – чтобы ты сюда вернулась. Все съезжаются, я под страхом виселицы убедил Шэйна Вольфа упаковать наши компьютеры. Деревья горят уже ближе четверти мили от нас, а ветер набирает силу.
– Мы лишимся здания? – спросила она. И сама удивилась собственному спокойствию, хоть тревога ее и была гладкой, но она тяжким грузом придавила желудок, словно проглоченный камень-голыш.
– Скажем так: нам не могут пообещать спасти его.
– Как быть с церемонией зажжения свечей? – спросила Лантернгласс.
– Ее телевидение покажет. Сможем посмотреть ее, когда появится возможность.
– У нас получится завтрашний номер выпустить?
Когда Тим Чен отвечал, голос его был надсадным, почти грубым. Она никогда не слышала, чтоб он разговаривал в таком тоне:
– Задницу раздерем, а выпустим. Эта газета выходила каждый будний день с 1937 года, и я не собираюсь становиться первым редактором, который подведет всю команду.
– Буду обратно, как только выберусь отсюда, – пообещала ему Лантернгласс. Она отключилась и огляделась в поисках дочери.
Она ожидала найти Дороти опять в «Лидз» роющейся в шапках. Но дочь ее сидела с Окелло на стальной скамейке чуть дальше по проходу – оба расположились точно на том месте, где устроился Рэндал Келлауэй почти ровно неделю назад после стрельбы в «Бриллиантах посвящения».
Но вот в «Лидз» еще кое-кто появился: тщедушный пожилой азиат в замызганном комбинезоне ремонтника. В одной руке он держал гаечный ключ, с которого стекала вода, и махал им укурку, бормоча что-то низким, почти сердитым голосом.
– Все в порядке? – спросила его Лантернгласс.
Ремонтник умолк и обратил свой суровый взгляд на нее. Укурок при этом застенчиво пожал плечами.
– Я скажу вам то, что ему сказал. Тот, кто последний пользовался этим туалетом, – говорил ремонтник, размахивая гаечным ключом, – оставил в нем кое-что. Думаю, кому-то необходимо взглянуть на это.
Укурок успокаивающим жестом поднял руку:
– И как я уже и говорил, придурок. Что бы оно ни было, это не мое. Как на духу. Я в торгцентре никогда не гажу.
10 час. 28 мин.
Когда Келлауэй направил свой «Приус» во дворик, усыпанный давленными ракушками, Джэй Риклз уже сидел в кабине своего пикапа, держа дверь открытой и положив ноги на хромированную приборную панель. Келлауэй вылез из своей машины и забрался в грузовичок шефа полиции.
– Вчера вечером ты в этой одежде был? – спросил Риклз, захлопывая водительскую дверцу и заводя двигатель.
Сам Риклз был одет в свежевычищенную и выглаженную парадную форму: синий мундир с двумя рядами медных пуговиц, синие брюки с черными лампасами по бокам, «глок» на правом бедре в черной кожаной кобуре, которая лоснилась, будто маслом мазанная. Келлауэй был одет в мятый синий блейзер поверх рубашки-поло.
– Единственное, что у меня есть, в чем можно на телевидение прийти, – сказал Келлауэй.
Риклз рыкнул. Сегодня он не был лыбящимся, признательным шотландцем с глазами на мокром месте. Он смотрелся как человек, опаленный солнцем и раздраженный. Они рванули с места, будто и машина тоже была на что-то сердита.
– Предполагалось, что это будет приветствием героя, – заговорил Риклз. – Тебе известно, что мы с тобой вместе должны возложить венок из белых роз?
– Я думал, каждый из нас лишь по свече зажжет.
– Пиарщики сочли, что венок будет смотреться круче. И гендиректор фирмы «Сан белт маркетплэйс», малый, который управляет торгцентром «Чудо-Водопады»…
– Да-а. Я его знаю. Росс Дорр?
– Ага, он. Он должен был вручить тебе «ролекс». Не знаю, состоится ли это по-прежнему теперь. Люди норовисты, им западло, когда вешают медали на грудь тем, кто своих жен лупцует.
– Я, – обиделся Келлауэй, – Холли в жизни пальцем не тронул. Ни разу в жизни. – Это было правдой. Он был убежден: если дойдешь до того, чтоб кулаки пустить в ход против женщины, значит, ты уже бесстыдно потерял контроль над ситуацией.
Риклз осел слегка. Потом сказал:
– Извини. Беру свои слова обратно. Это было неуместно. – Помолчал и опять заговорил: – Я в свою жену из пистолета не целился, зато ремнем старшую дочку отстегал, когда ей семь лет было. Она цветным мелком своим именем все стены исписала, ну я на это и озлился. Перетянул ее ремнем, а пряжка ее по руке ударила и три сустава сломала. Два десятка лет прошло, а у меня все еще свежо в памяти. Я тогда пьян был. Ты пил?
– Что? Когда грозил ей? Нет. Трезвый, как вы сейчас.
– Лучше б ты пил. – Риклз постукивал большим пальцем по рулю. Полицейская рация под приборной доской затрещала, и мужчины заговорили, вальяжно обмениваясь кодами и лаконичными фразами. – Все бы отдал, чтоб вернуть то, что сотворил с рукой моей малышки. Просто ужас какой-то. Я был пьян и самого себя жалел. По кредиту задолжал. Машину продал и выкупил. Тяжкие времена. Ты в церковь ходишь?
– Нет.
– Тебе стоит подумать об этом. Во мне есть то, что всегда будет терзать мне сердце. Только я искупил через милость Божью и в конце концов нашел силы простить себя и идти дальше. И теперь у меня все эти изумительные внуки и…
– Шеф? – донесся голос из коммутатора. – Шеф, вы слышите?
Начальник полиции подхватил микрофон:
– Риклз слушает, что у тебя, Мартин?
– Это про то, что в торгцентре предстоит. Вы Келлауэя уже забрали? – спросил Мартин.
Риклз прижал микрофон к груди и бросил косой взгляд на Келлоуэя:
– Сейчас скажет, что «ролекс» ты не получишь. Ты как: здесь или нет тебя?
– Полагаю,
