– Я сделаю все, что смогу, – пообещал я.
Мы переместились в Тир на Ног, я провел там минимально возможное время, а потом перебросил нас в лес, находившийся к югу от Надыма. Гуннару стало плохо сразу по прибытии. Мы с Лейфом отошли в сторону, чтобы дать ему возможность прийти в себя, а заодно уберечь собственные носы.
Как только Гуннар объявил, что он готов двигаться дальше, мы побежали на север под чистым, усыпанным звездами небом и прибыли на место встречи около полуночи. Лейф милостиво согласился нести мой меч и нашу одежду, чтобы мы с Гуннаром могли бежать, изменив форму. Мы часто поглядывали на небо, чтобы не пропустить признаков появления грозовых туч, однако древние скандинавы искали меня в других местах. И это было разумно: они ждали, что я буду прятаться максимально далеко от Асгарда и не стану туда возвращаться. Когда появилось озеро, мы заметили бивачный костер, сиявший в ночи и ярко освещавший ветви стоявшего на берегу знакомого мне дерева. Там нас должны были поджидать три человека, но я увидел только двух. Может быть, Лейф не сумел найти всех и рассказать о месте встречи. Двое пожилых мужчин сидели по разные стороны костра и явно не опасались того, что могло прятаться в засаде, в темноте.
– Я вижу, мы прибыли последними, – сказал Лейф. Либо он ожидал только двоих, либо где-то заметил третьего. – Пойдем. Возвращайтесь в человеческую форму, и я вас представлю.
Мы с Гуннаром изменили форму и оделись, а потом все вместе подошли к костру. Лейф приветствовал двух пожилых мужчин, и они повернулись на звук его голоса. Оба легко поднялись на ноги – очевидно, ни один из них не страдал от плохого зрения или артрита.
Один оказался азиатом, вероятно, Чжанг Голао. Легкие щупальца белых волос росли на его челюсти и в качестве нимба у висков, напоминая перистые облака, все еще различимые на небе. Он был в традиционных одеяниях в стиле чень: хризантемы, вышитые серебром и золотом на королевском голубом фоне, светло-голубые ленты на вороте, поясе и по краям рукавов. И, хотя преклонный возраст Чжанг Голао не вызывал сомнений, его явно забавляло, что мы могли считать его из-за этого слабым. По собственному опыту я знал, что свободные складки таких одежд часто маскируют истинные движения плеч и локтей, и даже кулаков. Пусть Лейф и Гуннар его недооценивают; меня он не обманул. Когда он заговорил, оказалось, что у него превосходный английский с легким акцентом.
– Вы оказываете мне честь своим присутствием, – с поклоном сказал он.
Вторым мужчиной был Вяйнямёйнен. Он указал на мою бороду.
– Симпатичная бородка, – сказал он.
Его собственная борода была белой и имела весьма угрожающий вид. И уж никак не симпатичной; он мог спрятать там все, что угодно. Например, оружие или взрывающиеся шарики с порохом, которые помогают исчезнуть в облаке дыма, или гнездо с семейством скворцов. Борода начиналась под узкими острыми скулами и спадала, подобно лавине, до самого живота. Его усы, белее бороды, роскошно украшали верхнюю губу и стекали вниз тонкими завитками по обеим сторонам подбородка, точно свежевыпавший снег.
Брови, которые нависали, словно сложенный тент, над глубоко посаженными глазами, были столь же впечатляющими и снежно-белыми. В результате глаза оставались в тени, чернильные озера, которые могли быть как дружелюбными, так и полными гнева. Черную облегающую финскую шапочку с наушниками удерживала ярко-красная лента, повязанная вокруг лба, – и в целом возникало ощущение, что этого человека лучше не сердить. Он выглядел, как злая версия Санта-Клауса, худого и голодного, способного сказать лишь: «Хо-хо-хо!», когда он будет прыгать на вашем лице.
Поверх зеленой туники с черным кожаным ремнем он набросил прочный плащ из красной шерсти, скрепленный пряжкой, прятавшейся где-то под бородой. На поясе висел меч в ножнах, а дополняли наряд светло-коричневые бриджи, заправленные в высокие меховые сапоги, перевязанные крест-накрест на щиколотках.
Я протянул ему руку, и его рукопожатие оказалось сильным.
– У вас просто замечательная шапка, – сказал я ему.
Если он хотел проклясть меня небрежной похвалой, то я не собирался оставаться в долгу. Мы не на дипломатической миссии. Кроме того, у меня возникло ощущение, что он самый крутой обманщик из всех обманщиков.
Вяйнямёйнен тут же подтвердил мою догадку, когда повернулся к Гуннару и спросил:
– Что случилось с твоей рубашкой? – Как если бы хорошо одеваться достойнее, чем не бояться холода.
– Она была невероятно уродливой, – объяснил я, подразумевая, что в какой-то момент она оказалась испорченной, и никто не горевал о ее гибели.
Гуннар бросил на меня свирепый взгляд, пожимая руку финну, но промолчал.
Дальнейшие попытки Вяйнямёйнена показать нам, что он самый мужественный из всех, были предотвращены появлением настоящего божества. Орел устремился вниз с ночных небес – предположительно он сидел на высокой ветке дерева – и у нас на глазах превратился в мускулистого бога грома. Это был не Тор; перед нами предстал русский бог, Перун, последний участник нашей экспедиции.
Его имя – или какие-то вариации – все еще значило «удар молнии» на многих современных славянских языках. Мускулы двигались, точно архитектурные детали зданий, высеченные в камне, но не гладкие; жесткие линии мышц скрывали густые волосы – он был невероятно лохматым, – волосы росли даже на верхней части плеч. Густая борода имела цвет меди; а ее заросли были дикими и полными бравады.
В голубых глазах на миг сверкнула молния, более впечатляющая версия спецэффекта в «Звездных вратах», но они тут же весело засияли для всех нас. Внезапно я представил его субботним утром в мультяшной карете: Перун, Счастливый Косматый Бог Грома.
На хорошем русском он спросил у нас, может ли он говорить с нами на этом языке. Я посмотрел в пустые глаза Лейфа и Гуннара и объяснил на русском, что не все знают его язык.
– Тогда английский? – спросил он с сильным акцентом. Мы все кивнули. – В таком случае мне не повезло. Это не самый мой лучший язык. – Он пожал плечами. – Но я над ним работаю.
Перун поочередно пожал нам руки, и мы все ощутили легкий шок, а он тихонько посмеивался. Потом он показал нам нечто, похожее на каменные соломки.
– Я принес вам подарки, – сказал он, передавая по соломке каждому из нас. – Я не знаю, как они зовутся на английском. Они щиты от молнии.
Я тут же все понял.
– Фульгурит, – сказал я, – пустые трубки из песка, в который ударила молния, перегретое гладкое стекло внутри и шершавая поверхность снаружи.
Перун попросил меня повторить термин, что я и сделал. Он попрактиковался несколько раз.
– Постоянно держите фульгурит при себе, – посоветовал он. – Он защитит от Тора. Теперь его молния
