Дмитрий Германович на каком-то подсознательном уровне принял решение сделать то, к чему никогда не имел привязанности – он намеревался опустошить щедро уставленный на всякий случай бар в своем кабинете. Незнамов всегда был слишком занят, поэтому у него отсутствовало время на то, чтобы сменить равнодушие к алкоголю на любовь или хотя бы уважение к нему. Если он и перехватывал рюмку на какой- нибудь презентации, то без особого желания, и на следующий день его традиционно мучила неимоверная головная боль, заставляющая в самых крепких выражениях вспоминать и презентацию, и ее организатора.
Оставшись, наконец, один, Незнамов, открыл дверцу довольно большого отсека полированной черной стенки, растянувшейся вдоль самой длинной стены его кабинета и стал доставать оттуда все подряд, не задумываясь. «Шардоне», виски, джин-тоник, водка «Абсолют» с грохотом в ряд устанавливались на маленьком столике.
Затем он нашел в столе у Люси штопор, а в холодильнике ополовиненный лимон и неначатую упаковку нарезки ветчины, которую Люся обожала и приготовила, наверное для себя. Начал Дмитрий Германович с «Шардоне», которое с трудом дрожащими руками открыл, в итоге все же поранившись штопором. Потом прешел на водку, и, вопреки всякой логике, стал запивать ее джин-тоником. Про закуску он забыл – лимон и ветчина через некоторое время покрылись тонкой сухой корочкой.
Опрокинув очередную рюмку, Незнамов закрывал глаза и произносил долгое «М-м-м-м…», словно у него начинал болеть зуб. Но болело у него другое… И если бы кто-то слышал эти звуки, он бы содрогнулся.
Дмитрий Германович во всем в эти мгновения винил себя. В том, что не уделял дочери достаточного внимания, в том, что не жил с ней одною жизнью, в том, что слишком часто был с ней гораздо более жесток, чем требовалось, и во многом другом. Но тем, чего он себе по-настоящему не мог простить, являлась его реакция на угрозы питерских конкурентов. Не уступив им приносящий хороший доход объект, он потерял самую главную, не осознаваемую им ранее ценность – дочь. Кому она нужна теперь, эта прибыль? И разве может быть с ней соизмерима его потеря?!
Это глубочайшее раскаяние сворачивало всего его, доселе казавшегося таким сильным и несгибаемым, в узел, ломало его и корежило, как податливую алюминиевую проволоку. Незнамов не осознавал течения времени, и неизвестно, сколько часов он провел так, пытаясь утопить себя всего в дурманящей жидкости.
– Да! Алло! Слушаю! Да говорите же наконец! – раздраженно воскликнула Милославская после того, как на ее слова никто не откликнулся.
– Что делать? Это же не она-а! – отозвался не знакомый ей неестественно протяжный голос.
– Что? – переспросила гадалка. – Я вас не понимаю! Вы туда попали?
– Ян Борис-на? – спросил незнакомец все тем же медлительным тоном.
– Да, – удивленно ответила гадалка.
– Знащьт туда-а…
– Кто это?
– Эт я-а…
На мгновенье гадалке показалось, что она узнала в незнакомце… Дмитрия Германовича, но она тут же отодвинула эту идею, поскольку в своей интонации адресант был перепуганно-счастлив.
Еще какое-то время Милославская перебрасывалась с позвонившим подобными фразами, пока наконец, он не удосужился обнаружить себя.
– Я это. Я! Незнамов! – досадуя, воскликнул он.
– Что-о? – Яна потеряла дар речи.
– Ш-што делать, я спраш-шваю?!
– Что с вами? Почему вы так говорите?
– А, ничего, я в нор-рме!
Тут только гадалка догадалась, что клиент, которого она несколько часов назад определила как бывшего, изрядно пьян. Больше всего она испугалась того, что в этом состоянии он спятил.
– Дмитрий Г-германович, – заикаясь, произнесла она, – с вами все в порядке.
– Абсолют-тн, – глубоко икнув прямо в трубку, ответил он. – Я говорю, это не Галюся!
Милославская осторожно, боясь усугубить душевную травму Незнамова произнесла:
– Где, простите?
– Да там… Там лежала не она…
– Но вы же сами сказали…
– Да, все совпадает, а вот пупок не-ет, – хитро протянул Незнамов.
«Мои опасения оправдались, «– мысленно произнесла Яна, решив, что Дмитрий Германович точно сошел с ума или находится на грани того. Единственный диагноз, который она считала утешительным – белая горячка на почве алкоголя.
– Ах, пупо-ок! У нее он, наверняка, совершенно особенный, – с глуповатой радостью парировала гадалка.
– Да, совсем недавно Галя сделал пирсинг! А у той все было цело. Цело и все тут! Да! Нет кольца в пупке! Ха! – Незнамов заговорил значительно отчетливей. Судя по всему, высказывание его все-таки имело под собой здоровую почву, тем более что в нем определенно присутствовала логика.
– Пирсинг? – неуверенно произнесла Милославская.
– Ну да, – протянул Дмитрий Германович. – Знаете, мода сейчас пошла идиотская, то есть… совсем замечательная мода, прокалывать пупки! И-и-и-и-и, – Незнамов захохотал совершенно по-идиотски, и Яна опять усомнилась в здравости его ума.
– Дмитрий Германович, – стараясь быть предельно дружелюбной произнесла она, – это не совсем телефонный разговор. Мне трудно разобраться в ваших словах. Давайте лучше я к вам подъеду, и мы обо всем поговорим. Где вы находитесь?
– Ми-илочка, – радушно протянул Дмитрий Германович, – да я сам к вам еду. Разговариваю по своему мобильнику…
– Что? Как едете?! – гадалка даже привстала, представив себе движение машины с таким водителем за рулем.
– Да на такси еду, – спокойно ответил ее клиент.
– Пф-ф-ф-ф… – облегченно выдохнула Милославская.
Но секундой позже она ужаснулась, подумав о том, какой веселой будет ее ночь, если Незнамов и на самом деле лишился рассудка.
– Возможно, меня ожидают не самые худшие вести, – оптимистично заключила Милославская через некоторое время и, потирая руки, направилась на кухню.
Она достала незаменимую серебряную джезву и принялась за приготовление кофе, которым собиралась подкрепить свой оптимизм, ибо первый всегда прибавлял гадалке бодрости.
Всего несколько минут назад ей не хотелось делать ничего, что входит в понятие «жизнь». Она сорвалась на ни в чем неповинную Джемму, притащившую под ноги хозяйке упаковку с собачьим кормом, которому время было быть насыпанным в миску, зашторила окна… Закрылась в кабинете и курила одну за другой… Звонок Незнамова, неизвестно что предвещающий в будущем, так или иначе, заставил ее вернуться к жизни.
Не прошло и пятнадцати минут, как прямо перед окнами ее дома притормозила желтая «Волга» с шашечкой на крыше. Милославская, услышав звук мотора, быстрым шагом приблизилась к окну – все минуты до того она ждала своего злосчастного клиента. Из двери машины в буквальном смысле вывалился Незнамов и пошел в направлении калитки. Его мотало из стороны в сторону, но ступал он довольно твердо, из чего Яна заключила, что Дмитрий Германович все еще движим своей сумасшедшей идеей.
Джемма, поначалу на удивление спокойно воспринявшая появление гостей, стала рваться к двери: она терпеть не могла пьяных и загодя почувствовала приближение такового. Впрочем, вскоре ощутила его и сама гадалка – несло от Дмитрия Германовича, поднимающегося по ступенькам крыльца, изрядно. Ни на минуту Милославская не усомнилась в том, что Незнамов употреблял только качественные дорогостоящие напитки, однако ей нестерпимо захотелось спросить: «Вы нахлебались какой-то сивухи?»
Она открыла дверь – Незнамов стоял перед ней покачивающийся и довольный. Оставалось спросить – чем. Яна освободила проход и молчаливым жестом пригласила гостя войти. Он, не разуваясь, так же, как и
