Она надолго замолчала, забыв даже об истекающем соком ломте жаркого в руке (пришлось избавить ее от этой обузы), потом сказала:
— По-другому, значит, не получится? Только жить с людьми и никак иначе?
— Я бы с удовольствием нашел для тебя укромный уголок, — сказал я, — и оставил там, если был бы уверен, что никто не отыщет. И что ты сама не сунешься к людям. А ты не утерпишь, верно?
Кьярра молча кивнула.
— Знаешь, Рок, — сказала она, не поднимая головы. — Я привыкла жить одна. Ну, мне казалось, что привыкла. После того, как мама улетела насовсем… Но оказалось — нет. Иначе я не стала бы прилетать к старым людям. Они были такие забавные — сперва боялись, а потом стали мной командовать…
— Люди все такие, — невольно усмехнулся я.
— Точно. Ты тоже командуешь, как они.
— Будет тебе! Всего-то попросил принести воды, а ты… Мало я сам ее натаскался!
— Рок, ты опять говоришь лишнее, — заметила Кьярра. — Я же не сказала — ты плохой, потому что велел мне сделать то и это. Я сказала — ты как все люди.
Я не удержался и напомнил:
— Я же не человек.
Выражение ее лица было достойно запечатления. Правда, мне стало неловко: не много доблести в том, чтобы запутывать игрой слов неопытную девушку. Впрочем, она тут же выбралась из ловушки:
— Вырос с людьми, значит — как они. Жил бы с драконами, был бы другой. Я не права?
— Понятия не имею. Я никогда не жил с драконами.
— А как же я?
— С тобой мы знакомы без году неделя и в основном скитаемся. Это совсем не то же самое, что постоянно обитать бок о бок. За несколько дней друг друга толком не узнаешь.
— Почему? — удивилась Кьярра. — Я уже много о тебе поняла.
— Например?
— Что ты добрый, только притворяешься злым, я говорила, — начала она отгибать пальцы. — Про твою голову и руки знаю. И про перчатки. Почему ты не любишь чародеев. Как ищешь тайные дороги… Еще ты делаешь вкусную еду, хотя сам ешь редко. Очень много знаешь. Долго думаешь, путано. Но рассказываешь хорошо, понятно. Ну, когда хочешь, чтобы я поняла. Любишь золото.
— Это ты откуда взяла? — удивился я.
— Видно, — пожала она плечами. — Как ты считаешь деньги, как думаешь, сколько кому платить. Ты не жадный, но лишнего ни за что не дашь. Если только за что-то очень-очень важное. Драконы такие.
Я хотел спросить, чем при случае может расплатиться она: ракушками с берега Баграни или парой рогатых туш пожирнее, но промолчал.
— Ты любопытный, совсем как я, — сказала вдруг Кьярра. — Но осторожный, как моя мама, и никому не веришь. Я так не умею. Я или чую, или нет, а думать, кто плохой, кто хороший, не выходит. Не знаю, как ты это делаешь.
— Опыт, — сказал я. — Знаешь, сколько я всего за свою жизнь навидался?
— Сколько?
— Тебе и не снилось. Я старше Веговера, а ты его помнишь — он уже старик. Для человека — не чародея, конечно, — это много. А ты, наверно, еще подросток. Причем подросток из глухомани, где посмотреть-то не на что.
— Почему не на что? Горы красивые. Море. Небо ночью — как тайная дорога, только до тех звезд нельзя добраться. Я пробовала, когда была маленькой, — смущенно призналась она, — но не получилось. Ничего не разглядеть. Наверно, они слишком далеко. А так хотелось посмотреть, что там… Вдруг драконы? Свободные?
— Я не о природе говорю, — сказал я. — А о том, что рядом с тобой никого не было с тех самых пор, как твоя мать пропала. И ты не знаешь, как общаться… ну да, с людьми. Может, с другими драконами проще будет, а?
— Или наоборот, — задумчиво ответила Кьярра. — Я же для них буду… дикая. Странная. Неправильная. Ну как для Бет. Они будут жалеть… наверно. Учить. Но своей я не стану. А отцу будет стыдно, что у него такая дочь.
— Ну это уж ты загнула…
— Разве нет? — взглянула она на меня. — Мама гордилась, что я сильная и смелая. Умею все, что нужно дикому дракону. А он не будет, он не дикий. Если бы я умела сражаться…
— Дурное дело нехитрое.
— Еще какое хитрое. Ты видел бой. Я бы там от страха умерла! — горячо произнесла Кьярра. — Ни за что бы не смогла так спокойно, так…
— Твоя мать ведь сумела, — напомнил я, чем заставил ее умолкнуть еще на несколько минут. Хоть кусок спокойно прожевал…
— Мама долго охотилась за разными зверями. Дольше, чем я живу, вдвое или втрое, — сказала наконец Кьярра. — Вот и научилась.
— И ты научишься, если будет нужно.
Признаюсь, я уже устал от этого диалога, но… Нужно было как-то убедить Кьярру принять решение. Конечно, она хозяйка своему слову: захочет — даст, передумает — возьмет обратно… Однако без ее принципиального согласия я действовать не желал.
— Вот если бы я жила одна, а ты хоть иногда… — начала она, но я решительно перебил:
— Нет, Кьярра, так не выйдет.
— Почему? Ты теперь умеешь ходить нашими дорогами!
— Наверно, я еще не пробовал. Только не забывай, что… — Тут я взялся за голову, стараясь подобрать нужные слова, вспомнил, что руки у меня перепачканы, выругался про себя и продолжил: — Я провожатый. Нас не убивают… обычно. Но на дороге всегда много опасностей. Я могу пообещать тебе, что угодно, но не все зависит от меня. Проще простого подцепить какую-нибудь болезнь, отравиться, угодить под поезд… Кто-то не увидит моей нашивки и сунет мне нож под ребро, чтобы обобрать карманы, наконец! Потом испугается, конечно, что убил провожатого, но мне от этого легче не станет.
— Какой нашивки? — не поняла Кьярра.
— Белая
