Коротко кивнув, Тайрус продолжил:
– В таком случае я должен вернуться к вопросу о…
– Скипетре. Да. Во владении которым вам абсолютно справедливо отказали мои священники. Постарайтесь завоевать их доверие, и возможно, они передумают. Или, опять же, подождите двадцать лет…
Тайрус скептически рассмеялся.
– Подождать, чтобы через двадцать лет вы даровали мне власть над скипетром – на случай, если к тому времени я не уломаю священников? Всевеликий, вы сознаете, какой опасности подвергаете империю? Если мне придется мобилизовать тысячи кораблей для эвакуации или гуманитарной помощи, то я ничего не смогу сделать. Без обслуживающих ботов, без охраны Хризантема начнет разваливаться, корабль за кораблем…
– Спорное утверждение. Такова жизнь императора. Уж я-то знаю.
– Неужели.
– Я не сижу здесь без дела. И, пожалуй, я самый образованный ученый, которого вам доводилось встретить. Я говорю с позиции опыта.
– Как такое возможно? – спросил Тайрус. – Вы полностью отрезаны от империи. Во всех смыслах.
– И эта позиция в отличие от вашей дарует мне объективность. Ясность мыслей, нехватки которой вы даже не сознаете. Уверяю, двадцать лет ничтожно короткий срок. Вам он кажется огромным, потому что вы молоды. Слишком молоды, чтобы вообще понять, насколько незрелы, и слишком неопытны, чтобы требовать от меня радикальных перемен. Скажите, что вы видите в том окне?
Тайрус даже не повернул головы. Мускул на его лице дрогнул.
– Черную дыру. А что?
– А стоило бы присмотреться. Там не просто черная дыра. Она часто испускает поток энергии. Квазар. Если пульсар – это звезда, разорванная черной дырой, то квазар – то, что из дыры исходит. Захватывающее зрелище, уж поверьте. Я часами смотрел в эту черноту и видел сверкание квазара… Но созерцание требует времени. Времени и прилежания, и тогда, возможно, вы уловите далекий отблеск. Таким образом, мой опыт дает мне знания, которых у вас нет просто в силу возраста. Я дольше живу и больше видел.
– С этой проблемой рано или поздно сталкиваются все, – напряженным голосом сказал Тайрус. – Чтобы ее преодолеть, надо учиться, читать, дискутировать. Перечислите мои пробелы и дайте возможность изложить дело, тогда и разберемся, хватает мне знаний или нет.
Интердикт задумчиво поджал губы.
– Хорошо. Итак, вы просите, чтобы я признал это существо личностью. Вся империя строится на вере в чистоту человеческой расы, ибо она создана самой природой. Вы император, и вы просите то, что пошатнет основные ценности, сами устои нашего существования. Знаете, почему мы живем не на Земле?
– Наши предки оставили ее ради лучших земель. Земля пришла в негодность.
– Вижу, пропаганда настолько эффективна, что ей верит даже правитель, – довольно заметил Ортанион.
Мы с Тайрусом непонимающе уставились на священника.
– А теперь послушайте правду, которую один из моих предшественников счел уместным скрыть от общественности: Земля очень даже обитаема. Наша родная планета нетронута, и там все еще живут люди. До сих пор, если только не решили куда-то переселиться.
Борясь с потрясением, я пыталась переварить услышанное. Тайрус открыл рот, закрыл и наконец сказал:
– Они… они все еще там? До сих пор? Живые?
– Да. Наш вид никогда не покидал Землю. Мы просто откололись. А улетели именно потому, что оставшиеся отринули идею святости человечества.
Тайрус попятился и, за неимением стула, опустился на край подоконника.
– Значит, существуют две совершенно автономные человеческие цивилизации.
– По меньшей мере, две, – ответил Интердикт. – Скорее всего больше. Но я не стал бы называть их человеческими. Не теперь.
– Что они сделали? – тихо спросил Тайрус. – Что такого плохого?
– Они так же, как и мы, использовали роботов-косметологов. Применяли все способы улучшения собственного тела, но зашли куда дальше. Я говорю не о генетических манипуляциях вроде твоей Немезиды, – как ни странно, те люди ввели запрет на генную инженерию. Нет, они выбрали более экстремальную форму самосовершенствования: срастили себя с машинами.
– Срастили? Что… я не… – начал Тайрус.
Интердикт постучал себя по виску.
– Они принялись вживлять в мозг компьютеры, чтобы стать умнее. Дальше – больше. Бионические глаза, конечности, крохотные машины для поддержания иммунной системы. Все искусственное. И это не так, как мы прибегаем к робомедикам или роботам-косметологам. Они вживляли аналог косметолога себе под кожу, прикрепляли робомедика вместо руки. Убирали естественное и заменяли неестественным. Скажите, если вы замените один нейрон, одну клетку своего мозга механической репликой, вы останетесь собой?
Тайрус не ответил. Вместо него подала голос я:
– Да.
– А если пять? Десять? Сто? Тысячу? Миллион? Если создадите электронный дубликат своего мозга, своего тела… Скажите, на каком этапе вы перестанете быть собой? Когда превратитесь в нечто совершенно иное?
Ни Тайрус, ни я не знали, что сказать. На такой вопрос ответа не существовало.
Интердикт развел руки:
– Теперь вы понимаете, почему мы здесь, а Изначальное человечество, как вы можете его называть, осталось на Земле. Они перестали быть людьми. Поначалу наших предков было всего двадцать тысяч – двадцать тысяч тех, кто решил отказаться от искусственных улучшений. Они улетели сюда и посвятили свою жизнь тому, чтобы вернуться в естественное природное состояние. Конечно, без компьютерных умов некоторые вещи стали сложнее. Подобные технологии, – обвел он рукой помещение, – недоступны для обычного человеческого разума, их невозможно воспроизвести. Для этого нужны машины.
Какое-то время Тайрус просто смотрел на священника. Потом спросил:
– Вы хотите сказать, что ничего из этого мы не делали?
– Все технологии были созданы до отлета с Земли или первым поколением, что решило здесь обосноваться. Крайне хитроумное изобретение. Вы видите старые машины, которые чинят и поддерживают друг друга уже тысячи лет. Первое поколение знало, что их потомки не будут обладать их интеллектуальными способностями. Для обычного мозга есть пределы.
Лицо Тайруса помрачнело. Он словно ушел в себя, и я понимала, что его так задело. Планы по избавлению космоса от злокачественного пространства и восстановлению наук во многом базировались на предположении, что мы способны вновь научиться тому, что знали наши предки.
Интердикт только что заявил обратное.
– Наши предки знали, что отрекаются от этих потрясающих возможностей, и пошли на это добровольно – чтобы спасти свои души, – продолжил Ортанион. – Вот почему мы должны чтить наследие тех двадцати тысяч матерей и отцов и поступать так, как они нам завещали. Тело империи в ваших руках, но душа в моих. Сегодня я встану на ее защиту. Если через двадцать лет вы вернетесь и повторите свою просьбу, я ее удовлетворю. А теперь ступайте, пока не закрылось гравитационное окно. В этот раз оно неболь шое.
Тайрус потерял дар речи. Не такого ответа он ждал.
Интердикт уже шел прочь, а я не знала, что делать. Лишь понимала: так нельзя, нельзя…
Поэтому врезала священнику по затылку, пока он не успел выйти. Интердикт без сознания грохнулся на пол.
– Немезида! – воскликнул Тайрус.
– Что? Он не захотел помогать. Сам подумай: он
