Леший напился, как только Никопольский свалил. Заливал коллекционным виски свое великое горе. Заливал весь вечер и всю ночь, а под утро заснул мертвецким сном. Во сне ему снились софиты и фанаты, а рыжая Анжелика бежала за ним на своих высоченных каблуках и просила оставить автограф, вот прямо на груди и оставить! Это был прекрасный сон, но, как и все прекрасное, он очень быстро закончился.
В дверь звонили долго и настойчиво. И звонок набатом отдавался у Лешего в голове. Пришлось вставать и ползти в прихожую.
На пороге стоял Никопольский, свежий и цветущий, как майская роза. И галстук у него был такого ядовито-зеленого цвета, что Лешего затошнило. Он едва успел добежать до ванны. Хотелось умереть! Умереть самому и убить Никопольского. А если повезет, еще и рыжую бестию. Еще хотелось пивка. Ледяного, с испариной пивка…
В кухне вместо пивка его ждали бутылка минералки и аспирин. Ну и Никопольский тоже ждал, никуда не собирался уходить.
– Вы зря злоупотребили алкоголем, – сказал он поучительно. – Вам предстоит долгая дорога, а вы, мягко скажем, не в форме.
Он не в форме! О какой форме речь, когда жизнь улетела в тартарары?! Но аспирин, пожалуй, стоит выпить, потому что голова болит невыносимо.
– У вас ровно час на сборы. Чтобы избежать недоразумений, я решил подстраховаться и подбросить вас к трапу самолета.
И ведь подбросил! Пускай не к трапу, но до аэропорта довез с ветерком и долго не уходил. Наверное, следил, чтобы Леший не сбежал. А куда бежать, когда сил нет и кругом враги?! Быстрее бы в самолет, поспать пару часов. Глядишь, и отпустит.
Разумеется, на билет бизнес-класса этот жмот в галстуке денежек пожалел, пришлось ютиться в экономе. Благо терпеть невыносимые страдания довелось недолго, сразу после взлета Леший провалился в глубокий спасительный сон. Проспал до самой посадки, посадку бы тоже проспал, если бы не досужая стюардесса. Шея и спина затекли, но голова болеть почти перестала и даже начала кое-что соображать.
Леший был уже в здании аэропорта, когда позвонил Никопольский.
– Долетели? – спросил, не здороваясь.
– Кажется. – Леший повертел башкой, пытаясь хоть как-то сориентироваться. Но, оказывается, ориентироваться ему не было нужды. Никопольский обо всем позаботился за него. Лешему оставалось лишь выйти из здания аэропорта и найти водителя с табличкой с его фамилией.
Вышел, нашел. Водитель, худой и долговязый дядька, стоял у пыльного внедорожника и размахивал табличкой, как транспарантом. Вот же деревенщина…
– Приветствую! – Леший кивнул водиле, сказал с тоской в голосе: – Это меня ты ждешь. – И подергал за дверцу джипа.
Дядька посмотрел на него с легким презрением, от которого снова вернулись и тошнота, и головная боль, и после долгого многозначительного молчания буркнул:
– Ждем.
– Кого ждем-то? Вот он я, поехали быстрее! Только давай в магаз какой заедем, пивка купим.
– Ждем, – повторил водила и отвернулся, словно Лешего тут и не было.
– Да кого, черт побери, ждем?! – Теперь стало не только тошно, но еще и обидно, что какая-то нанятая обслуга с ним, знаменитым на всю страну блогером, совсем не считается.
– Еще одного пассажира. Он тем же рейсом должен был прилететь, только бизнес-классом, – сказал водила и снова замахал своим транспарантом с такой интенсивностью, что у Лешего зарябило в глазах.
Чтобы не стало совсем дурно, он отвернулся, уставился в синее, без единого облачка небо. Ладно, он подождет. Подождет, а потом все им припомнит. И ожидание это унизительное, и эконом-класс… Такой репортажик снимет, всем мало не покажется. И адвокатику этому, и водиле, и пассажиру, который специально опаздывает.
– …А мы вас ждем! – вдруг не прорычал, как прежде, а проворковал водила. – Как долетели?
Это с кем это он там так миндальничает? Мы вас ждем! Как долетели?
Леший медленно, с достоинством обернулся. Хотел презрительно сощуриться, но вместо этого глупо и нелепо заморгал. Перед ним стояла Анжелика Степанцова собственной персоной. Стояла и улыбалась гаденькой такой, ничего хорошего не предвещающей улыбкой.
– Голова на блюде, – сказала ласково и сделала шаг навстречу Лешему. – Не обманул Никопольский. Надо же!
– Ты о чем? – вежливо, почти по-светски поинтересовался Леший.
– Я вот об этом.
Увернуться он не успел. Не потому, что был слабаком, а просто рыжая бестия застала его врасплох. Удар пришелся в левый глаз. В глаз кулаком, а потом сразу же острым коленом под дых. Леший с мученическим стоном сложился пополам, а где-то далеко издевательски заржал водила…
* * *Девчушка, за которой они заехали по пути на вокзал, была немногословной. Она лишь вежливо кивнула в ответ на Марфино приветствие и юркнула в салон машины. И черная кошка, которая до этого нежилась на рюкзаке, юркнула следом. Они обе были тощие и странные – что девчушка, что ее кошка. Словно бы их много месяцев держали на голодном пайке. Это было неправильно! Ни люди, ни кошки не должны голодать! И взгляд у них не должен быть вот такой настороженно-затравленный, словно бы в любой момент они готовы к нападению. Или Марфе это просто так показалось?
Наверное, показалось. Ночь у нее выдалась тяжелая, бессонная. О том, что нужно собираться в дорогу, адвокат Никопольский предупредил ее за сутки. Так что никакой внезапности в этом отъезде не было, а на душе все равно росла тревога.
Боялась Марфа не за себя. Она боялась за того, чьего имени так и не узнала, но который стал роднее родного. Боялась, что Черный человек пойдет за ним следом. Сначала будет красться в темноте, с темнотой этой сливаясь, а потом нанесет удар своим страшным серпом. Вот так, как показал Марфе, так и нанесет. Только не над головой, а под подбородком…
Мысли эти не давали Марфе ни секунды покоя. Знала бы, где искать, куда бежать, так и побежала бы, чтобы предупредить, чтобы спасти. Но она не знала. Ничегошеньки она не знала о человеке, без которого теперь жизнь – не жизнь. Такая дура… Ведь когда-то думала, что без Мишани жизни нет, а теперь вот узнала правду, поняла, как это на самом деле, когда у тебя словно кусок плоти вырвали вместе с душой. И теперь все болит, кровоточит. И плоть, и душа…
А девчушка, которая отзывалась на красивое, только самую малость вычурное имя Эльза, всю дорогу смотрела в окошко. Она – в окошко, а кошка ее – по сторонам. На Марфу вот то и дело поглядывала, щурилась подозрительно, дергала кончиком облезлого хвоста. Наверное, нервничала. Марфа слышала, что кошки не особенно любят путешествовать. А этой предстояло не просто путешествие, а путешествие в тайгу.
Кошка тем временем словно почуяла, что Марфа думает о ней. Спрыгнула с хозяйкиных коленей, припадая брюхом к полу, подкралась к Марфе, посмотрела снизу вверх. Может, голодная?
