– Плохо не будет?
Игорь надул губы и замотал головой. Я пожал плечами и плеснул ему водки.
На небесной тверди заблестели первые льдинки звездочек, весело подмигивая друг другу.
Ольга сделала маленький глоточек и спросила:
– Дима, а ты живешь с родителями?
– С матерью. Отец умер. Сердце. – Я допил пиво в стакане и наполнил его заново.
Ольга растерянно заморгала глазами:
– Извини, я не знала…
– Ничего, – ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно равнодушнее.
Игорь настороженно следил за нашей скупой беседой, после чего поднял рюмку.
– За длинноногих блондинок! – чокнулся я с ним.
Ольга несмело протянула мне свой стакан, и я слегка коснулся его.
– Ты имеешь в виду Диану? – с трудом выговаривая слова, спросил Игорь.
– Ребята, мы идем спать! – крикнула Ди. В темноте, очертив полукруг, мелькнула ярко-красная точка выбрасываемого окурка.
– Нет, Гуфи, не Диану, – вздохнул я.
– Не называй меня Гуфи! – неожиданно визгливо выпалил Игорь, привстав со скамейки. – У меня есть имя, если ты еще не забыл!
Я промолчал, про себя решив никогда не называть его этой глупой кличкой.
Стало холодно, и Ольга надела свитер.
– А у меня тоже отца нет, – вдруг упавшим голосом сказал Игорь.
Мы с Ольгой озадаченно переглянулись.
– А с твоим-то что? – Я подцепил кусок свинины, ставший уже почти ледяным.
Игорь снял очки.
– Что? – усмехнулся он, и, честно говоря, мне не понравилась его усмешка. – Мой папаша мотает срок на зоне. Не знаю, может, его и в живых уже нет. Так-то.
За столом воцарилась тишина, которую нарушал лишь шелест ночных мотыльков, вьющихся у подвешенной к потолку беседки лампы, да далекий шум прибоя.
Ольга собралась что-то произнести и уже открыла рот, но я положил ей руку на колено. Она покраснела (это стало заметно даже в сумерках) и смущенно убрала мою руку.
Игорь начал плакать. Откровенно говоря, плачущий мужчина вызывает такое же отвращение, как и пьяная вдрызг женщина, поэтому я раздраженно попросил его не устраивать за столом всемирный потоп.
– Никто из вас ни хрена не понимает. – Гуфи икнул. – Никто…
– Ну-ну, хватит сопли развозить. – Я налил в рюмку еще водки и пододвинул ее к Игорю.
– Никогда никому. Я не рассказывал это… – всхлипнул Гуфи. – Не знаю, может, потому что я сейчас пьян. А может, вы просто неплохие ребята, которые стараются не подкалывать меня. – Игорь сплюнул и замолчал.
Пауза затягивалась, и я уже было подумал, что он передумал откровенничать перед нами, как вдруг Гуфи заговорил совершенно чужим голосом:
– Как думаешь, что чувствует шестилетний ребенок, когда его отец не вылезает из зоны, а мать постоянно пьет, собирая у себя дома всякую рвань?
Гуфизаерзал на лавке, словно сидел голой задницей на наждачном листе.
– Ну? – мягко произнес я.
– Ну?! – переспросил меня Гуфи, и глаза его сверкнули злобой. – Сортиры на вокзалах были в сто раз чище, чем наша квартира! Не было того алкаша в нашем районе, который не зашел бы к нам в гости! Но даже не это самое худшее. ОНИ ЕЕ ТРАХАЛИ! Трахали мою мать, да, они трахались, как какие-то кролики! – взвизгнул он. – А она только смеялась, когда
Гуфи взял дрожащими руками рюмку и, одним махом выпив ее, поморщился.
– А в один прекрасный день, – лицо его приняло жесткое выражение, – она опять напилась, после чего завалилась спать прямо на полу. Потом пришли
Игорь замолчал, по его лицу снова заструились слезы.
–
Мы молчали. В подобных случаях человека нельзя перебивать или останавливать, иначе он снова замкнется в себе, словно улитка в своем домике, ему необходимо выдавить из себя все тяжелые воспоминания, как выдавливают застарелый гнойник. Любое сказанное слово, даже успокаивающее, будет лишним.
Ольга вздохнула.
– …тогда
Ольга неуверенным движением хотела ее убрать, но я мягко остановил ее.
– Я убежал в ванную и спрятался под раковиной, я кричал от страха. Крики матери доносились еще долго, но постепенно становились все тише и тише. Вскоре она затихла совсем, и я услышал чей-то смех… – Он опустил голову.
–
Игорь помолчал. Сняв очки, он теребил дужку, смотря перед собой.
– Комната была похожа на лавку мясника. Пол, диван, стены, даже потолок – все было в крови. Как будто открывали несколько бутылок шампанского, взболтав перед этим, а вместо вина там оказалась кровь. От ее лица почти ничего не осталось – они били ее сковородкой, в голове была дырка, через которую мог вылезти новорожденный, и там было что-то желтое… – Последние слова были произнесены шепотом.
Ольга крепко сжала мою руку, лицо ее побледнело. Далеко в лесу раздался протяжный вой шакала, заставивший ее вздрогнуть.
Гуфи посмотрел отстраненным взглядом в сторону воя, мигнул и продолжил:
– Я видел, что она еще дышит, тяжело, хрипло, но дышит. Из ее рта выплескивалась кровь, на подбородке – обломки зубов; теперь я знаю, что ей переломали ребра, одно из которых наверняка