– Теперь это твои воины, – ответил он мне и улыбнулся. – Если Агафирс откажется сразиться с тобой, то вождем он уже точно не будет…
Жаль, все-таки придется сражаться! А враг мой – парень крепкий, коренастый, в лоб такого не возьмешь. Фароат от моих мыслей горестно вздохнул, а мне стало смешно: вспомнил, как вчера малыш хорохорился.
* * *Солнце светит прямо в глаз, правый я прикрыл, чтобы совсем не ослепнуть. Агафирс еще той сукой оказался: мало того что предложил биться только акинаками, так еще стал спиной к светилу и выжидает. А переть на него дураков нет, весит парень в два раза больше, чем мы. Фароат, правда, спрятался. Гаденыш…
Царек, как узнал, что Артаз потихоньку его войско переманивает, сам явился. На нем был тот же потертый кафтан, из оружия – только акинак на бедре. В наше время говорили: «На миру и смерть красна!» Фароат хоть этого и не мог знать, но перед толпой сколотов опять расхорохорился, увидев вождя паралатов, закричал:
– А я думал, что придется воинов за тобой посылать!
Агафирс был трезв и, услышав Фароата, озверел. Так мне показалось: на его загорелом лице появились темные пятна, большие карие глаза превратились в щелочки, огромные кулаки, казалось, вот-вот пойдут в ход. Но Фароат на это все внимания не обращал, а я заметил, что когда мальчишка хочет что-то сделать, управлять им я не могу. По крайней мере, в тот момент точно не мог.
Агафирс скинул на землю кафтан, порвал на себе рубаху, извлек из ножен акинак и тигриной, пружинистой походкой пошел нам навстречу. Вот тогда Фароат и спрятался, исчез, предоставив мне самому разбираться с разъяренным номадом.
Ножевому бою нас учил инструктор по владению короткими клинками, так он себя называл сам. Мужик всю войну прошел, не расставаясь с ножом. Наверное, много чего повидал и пережил. Так он на первом занятии нам прямо заявил: «Увидите перед собой кого-нибудь с ножом, бегите!»
Я очень хотел убежать, но не мог. Честь, мать ее! Еще мне запомнилось, что с ножом в руке нужно двигаться, как это делают боксеры, а не стоять на месте, тем более согнув ноги. Агафирс именно так и стоит напротив – он широко расставил ноги, согнув их в коленях. Тем самым номад лишил себя мобильности. Я помнил: когда ты дерешься ножом, то ты калечишь и убиваешь. Убиваешь! Убиваешь в тот момент, когда неудачное стечение обстоятельств заставляет тебя протыкать и вспарывать человеческую плоть, разрезая и вываливая наружу пахнущие, красные и трепещущие человеческие органы противника.
– Ножевая драка – злое, кровавое и уродливое занятие, – вбивал в наши головы инструктор. – Колите и режьте, как только получите такую возможность.
Кинжалы наши примерно были равны по длине, а вот мои руки, пожалуй, были длиннее, чем у коренастого номада. Прыгая то вперед, то назад, я постепенно приближался к застывшему на одном месте противнику. Наконец, мне показалось, что я смогу достать его чуть выставленную вперед ногу. Укол и отскок. Номад взвыл и, потеряв осторожность, ринулся на меня, размахивая клинком. Ноги сами увели меня в сторону, а когда противник оказался рядом, я ударил ему в спину. Казалось, мир вокруг остановился, замер: Агафирс медленно поднимал руки, а его колени сгибались все сильнее и сильнее; я бил снова и снова тоже очень медленно, будто преодолевал сопротивление не воздуха, а воды. Только когда мой противник упал, я стал слышать вопли людей, наблюдавших за боем. И тогда я не понимал, радуются они или очень злы, потом заметил, что в мире все опять стало двигаться с той же, привычной для меня скоростью: и люди, и птицы в небе, и зеленый жук, севший на окровавленное плечо номада. У моих ног лежал Агафирс, а Авасий уже снял с его шеи гривну и теперь сосредоточенно избавлял от золота его руки. Стали понятны и крики воинов.
– Фароат! – кричали они.
Так я стал новым вождем паралатов. Но греку об этом я рассказывать не стал. Попросил еще немного денег, поскольку сообщил ему, будто нанял полторы сотни номадов, а не сотню. Аристид и так был доволен тем, что мне удалось нанять дикарей. И от того, что получилось увеличить дружину – еще сильнее обрадовался. Наверное, в свою очередь от местного архонта он получал больше золота, чем платил мне. А после выпитого вина эллин и вовсе признался, что хотел бы иметь такого сына, как я – умного и отважного…
Глава 17
Тихо и неровно, как будто ее приносило ветерком с далекого острова, звучала музыка. Простая мелодия летела над черепичными крышами и исчезала в безмолвных смоковницах, не смеющих шевельнуть даже листиками под палящим солнцем, а когда флейта умокла, мне стало чего-то не хватать. Музыкант и тот решил отдохнуть.
Я, сбежав от верного друга и жены, бесцельно слоняюсь по городским улицам, хотя мне отлично известно, что все порядочные сатрапы лежат в эту пору за обеденным столом или наслаждаются тенью, прохладой от смоченных в воде тканей, а то и вовсе спят.
После вчерашнего кутежа у меня совсем пропал аппетит. А от мыслей, что уже завтра я покину Ольвию и отправлюсь на войну, настроение лучше не становится. Конец мирной жизни мы и праздновали вчера. Ребята устали бездельничать. Все в этом полисе с нетерпением ждали решения архонта, того момента, когда граждане Ольвии и их союзники – сколоты отправятся на войну. А что касается моего праздного шатания по
