Что взбрело в голову этой дурочке? Разве она не видит, как блестяще я справляюсь со своей ролью? Наклонившись к леди Элизабет, я прокричала ей в ухо:
– Я говорю, вы удивительно молоды душой для такой старой и сморщенной развалины!
Глаза леди Элизабет сузились, морщины вокруг них залегли глубже. Она вскинула трость и резко ударила ею об пол. Звук был как от пистолетного выстрела.
– Возмутительно!
– Глупости, Лиззи, – сказала я, ущипнув её дряблую щеку. – Доктора сотворили с вами настоящее чудо, и не спорьте. – Я улыбнулась как настоящая скромница. – Я не из тех, кто любит петь хвалы в свою честь – кстати, я говорила, что прекрасно пою? – но моё умение непринуждённо делать комплименты славится по всей Индии. – С этими словами я самым аристократическим образом хлопнула по плечу проходившего мимо дворецкого: – Покажите-ка мне мои комнаты, любезный, и велите принести с кухни любую мёртвую птицу, какая найдётся. Я просто умираю с голоду.
Леди Элизабет в восхищении сверлила меня недобрым взглядом, а леди Амелия, утратив дар речи, взирала со смесью священного трепета и глубокой растерянности. Я пожелала им хорошего дня, окликнула Берту и стала подниматься по великолепной парадной лестнице.
8
Той ночью мне снова приснился запущенный сад. Только на этот раз я была в домике, крытом соломой. Сидела на табурете за кухонным столом и смотрела в окно. За окном было дерево, к нему привязана моя скакалка. Я знала лишь, что наступила зима. Тут же, в кухне, была женщина. Она месила комковатое тесто.
Сидя у окна, я не могла толком разглядеть её лицо. Только в профиль – каштановые волосы, тронутые сединой, розовая щека, бледная, покрытая пятнами шея. Женщина шмыгнула носом и вытерла его перепачканной в муке рукой. Тут я поняла, что она плачет.
– Не стоит уже и ждать, что они ответят на письма. – Она тяжело закашлялась. – Мы… нам придётся поискать другое жильё. Деньги закончились, а у хозяина сердце каменное. Я ему так прямо и сказала.
Солнечные лучи лились сквозь заиндевелые окна, слепили глаза.
– Не стоит уже и ждать, что они ответят, – повторила она. – Ох, пальцы болят. Иди сюда, Айви, помоги маме месить тесто…
Тук-тук, услышала я. И скрип вдалеке. Потом шаги.
Кухня исчезла – словно свечу потушили.
– Пора вставать, мисс, – сказала Берта.
Я хмурилась, не торопясь открывать глаза.
– Ну зачем ты меня разбудила? Мне снился до ужаса важный сон.
– И что вам снилось, мисс?
Мама. Моя родная мама. Но я не стала говорить об этом Берте.
– Который час?
– Время спускаться к завтраку. – Берта безжалостно стянула с меня одеяло и велела вставать. – В доме с утра суета прямо как на вокзале. Все важные гости уже приехали. Никогда раньше не видала столько герцогинь разом!
Я встала, зевнула и поняла, что чувствую себя куда лучше, чем все эти дни с тех пор, как пришлось прятаться в том жутком колодце. Я огляделась по сторонам. Меня поселили в прекрасных комнатах в западном крыле. В спальне стояла чудесная кровать с четырьмя резными столбиками для балдахина, из окна открывался красивый вид на лес. Ничего общего с чердаком, куда леди Элизабет засунула меня в мой прошлый приезд.
Я переоделась в жёлтое муслиновое платье, которое Берта приготовила для меня. Мысли мои были заняты мамой. Я совсем её не помнила. Сказать по правде, мои воспоминания начинались только с того дня, когда мисс Фрост привела меня в «Харрингтонский приют для нежеланных детей». Но теперь, благодаря снам, мне удалось взглянуть на свою настоящую мать, пусть и мельком. И хотя она оказалось не совсем такой, какой я её себе представляла, это была моя мама, а остальное не важно.
– Я уже кое-что разузнала, – сказала Берта, повернув меня к себе спиной и завязывая бледно-жёлтый пояс. – Мисс Эстель должна была прибыть сегодня утром, но её поезд опаздывает, так что, возможно, к завтраку она не приедет.
– Тогда мне пора браться за дело, – заявила я. – Сначала поболтаю с леди Элизабет и посмотрю, что удастся вызнать, а потом займусь Матильдой.
Я повернулась и направилась к двери.
– Стойте, мисс! – прошептала Берта с немалым испугом.
– Что случилось, дорогая? – спросила я, оглянувшись.
– Ваше лицо! – ответила она с упрёком. – Оно же не одето!
Что было истинной правдой. Накануне перед сном я сняла грим – если бы я легла в постель Эсмеральдой, мой искусственный нос мог бы пострадать, а что сталось бы с подушкой, и подумать страшно. Так что я спрятала свою маскировку под кровать и заперла дверь на ключ, чтобы незваные гости не могли зайти ко мне и раскрыть мою тайну. (Берта спала в небольшой передней, откуда маленькая дверца вела в туалет.)
– Верно подмечено, дорогая, – сказала я, доставая из-под кровати коробку с гримировальными принадлежностями. – Ты куда умнее, чем кажешься, это факт.
– О… спасибо, мисс.
После того, как я вновь превратилась в благороднейшую Эсмеральду Брокколи, нос был надёжно приклеен, а белокурый парик закреплён на голове, мы с Бертой направились вниз в столовую, где был накрыт завтрак. Пока мы спускались по лестнице, она перечисляла самых именитых гостей. Только одно из этих имён привлекло моё внимание.
– Как ты сказала?
– Графиня Карбункул, – с неприязнью повторила Берта. – Я ходила принести вам кувшин свежей воды, чтобы вы могли умыться перед завтраком, и случайно столкнулась с ней у лестницы. Так она обозвала меня тупой растяпой и гордо так удалилась. Одно слово – грубиянка, да и только.
– Она больше лает, чем кусает, – сказала я. Мы как раз шли через большой холл.
– Вы знаете графиню Карбункул?
Я кивнула:
– Я была её горничной в Париже.
Перед дверью в столовую мы с Бертой разделились: она пошла на кухню, чтобы вынюхивать и подслушивать, а я направилась завтракать. Мимо прошли герцог и баронет, пожелав мне доброго утра. У самой двери я вдруг остановилась, вспомнив, как ходила по тем же самым комнатам вместе с Ребеккой. Казалось, тут какая-то ошибка: я здесь, в её доме, а Ребекки нет. Но мимолетная меланхолия быстро прошла. Пусть алмаз Тик-так оставался холодным и безжизненным под жёлтым муслином моего платья, у меня имелся блистательный запасной план. И первые шаги к спасению Анастасии я смогу предпринять уже здесь, в столовой, у порога которой остановилась. С этой мыслью я глубоко вдохнула и ринулась в бой.
Завтрак был очень торжественным. Блюда с деликатесами, свежие цветы, десятки лакеев и всё такое. Хотя аппетит у меня так и не проснулся, я всё-таки съела варёное яйцо и немного поджаренного бекона. Конечно, я бы предпочла кусок сырой тыквы, но необычные вкусы Айви Покет были слишком памятны обитателям Баттерфилд-парка, и я сочла за лучшее воздержаться от еды мёртвых девочек.
– У тебя совсем нет аппетита, радость
