У людей стирается понимание, где правда, а где пропаганда. Кино убеждает их, что любой работяга на Западе ездит на своей машине и живёт в двухэтажном доме. А живёт в одной комнате и ездит в переполненном автобусе нищий. А смотрит это кино вышеупомянутый Вася. И отождествляет он себя с нищим. И справедливо возмущается – за что боролись. Так пусть поедет и посмотрит, как там живут рабочие. И что происходит с теми, кто работы лишился и на кого всем наплевать. А оттуда пусть приедут и поймут, что если даже у нас нет виллы у каждого рабочего, но нет и бездомных.
Может, специалисту платят и меньше, но работа гарантирована всем. Как и образование, и медицинское обслуживание. А кто захочет уехать… Да чёрт с ним. Пусть едет. Если мы открыты, если любой может приехать и посмотреть на нашу жизнь, то кто будет слушать его стоны и вопли. А без этого он никто. И никому не интересен. Пробьётся – молодец, причём будет помнить, что никто ему не мешал. Не сумеет – может приехать назад, но начинать придётся с нуля. Мне кажется, что так будет правильнее.
Сталин продолжал смотреть. Взгляд перестал быть просто серьёзным. Верховный напряжённо думал. С одной стороны, я не враг, я пытаюсь помочь, я делюсь информацией. С другой, то, что я сейчас сказал, – это ересь, граничащая с изменой. Тут гений ты или нет, быстро не сообразишь. Он встал, я тоже.
– Идите, товарищ Доценко. Погуляйте по Москве, пройдитесь по магазинам. Мы подумаем над вашими словами.
Сталин указал мне трубкой на дверь. Спокойной ночи не пожелал, назвал по фамилии. Хорошо, если за дверью меня не ждут. Не ждали. В смысле ждал обычный охранник, который проводил к выходу. Меня поселили в гостинице «Москва», в номере, выходящем на Кремль и Манежную площадь. Спать я лёг около двух ночи, но подскочил в шесть утра. Провалялся в постели до семи, сделал зарядку. Ничего.
Сходил, позавтракал в ресторане. Опять ничего. Тогда я решил выполнить приказ старшего по званию и отправился гулять. Москву я видел в основном зимой – весной. А сейчас конец лета. Красота. Погулял в Александровском саду, прошелся по Арбату. Заглянул в давешний антикварный магазин. Мой старый знакомый продавец суетился перед шикарной дамой. Меня он не узнал, что немудрено. Он-то помнил какого-то парня в куртке и шапке, а не подполковника десантных войск с орденом Ленина, орденом Суворова 2-й степени, знаком «Отличник РККА» и значком «Инструктор-парашютист» II степени с подвеской 200 прыжков. Что на данный момент соответствовало действительности.
Одним словом, выглядел я ничего себе, девчата стайками ходили следом, шептались, пересмеивались. Люблю я эту свою новую жизнь, в старой с девушками у меня всегда было слабо. Назло кондуктору заходил во все магазины по пути. Пусто. Да, что-то на полках лежит, а купить нечего. Блин, я же думал, что утрирую, зимой, помню, показалось, что всё нормально. Пошёл назад в гостиницу. Пообедал в ресторане, вернулся в комнату.
Не, я так не играю. Это ж можно помереть от напряжённого ожидания не знаю чего. Вспомнил объявление в газете и отправился на ВСХВ, Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Мы её знаем как ВДНХ. Да, скажу я вам, этого я не ожидал. Я же помню современный мне вариант с космическим кораблём, самолетами, кучей магазинов. А тут действительно выставка сельского хозяйства. Поля и опытные участки, мини-сады и огороды. Павильон техники и типовые здания сельсоветов и МТС. Павильоны союзных республик, каждый в своём национальном стиле.
Этакое путешествие с севера на юг и с запада на восток. Нет, действительно здорово, хотя я и не большой любитель сельской жизни. Мне город подавай, в крайнем случае, романтику путешествий по дебрям дикой природы. Но всё равно класс. Перекусил в какой-то узбекской чайной. Поздно вечером вернулся в гостиницу с тайной надеждой, что меня ждут у входа. Не ждут. Хреново дело, Верховный сильно задумался, раз не прислал вообще никого, ни посыльного, ни конвой. Ладно, утро вечера мудренее, лягу спать.
Ага, размечтался. Ну, дядя Джо, ну Генералиссимус всех детей. Меня подняли в час ночи и повезли на дачу. Сказали, что приказано прибыть в повседневной, а не в парадной форме. И повезли мимо Лубянки, чтоб проснулся побыстрее. В кабинете Сталин снова был один. Ни о каких посиделках речи не было, всё строго по-деловому. Я почему-то отметил, что привычной трубки на столе не было, только коробка папирос. Зато взгляд снова был спокойный. Он принял какое-то решение, теперь бы знать какое. Хотя о чём это я, вот сейчас и узнаю. Для этого, небось, и привезли.
– Я обдумал то, что вы сказали, Георгий Валентинович. И хочу, чтобы вы повторили то же самое ещё нескольким товарищам.
Сталин нажал кнопку звонка, и через несколько минут в кабинет вошли люди. Они рассаживались вокруг стола, а я смотрел и узнавал. Чьи-то лица мне были известны ещё из уроков истории, другие мелькали в сегодняшних газетах. Берия, Калинин, Жданов, Молотов, Ворошилов, Мехлис, Будённый, Шапошников, Власик. Несколько человек были похожи на комиссара Оболенского, осунувшиеся, но с блеском в глазах. Причём я вроде бы должен их знать, видел на старых фотографиях. Но не помню.
– Товарищ подполковник, изложите товарищам ваши соображения.
Я повторил то же, что и самому Сталину вчера. Несколько другими словами, но в целом то же самое. О большей открытости для мира, о развитии промышленности товаров народного потребления, о равенстве. Ещё добавил, это после посещения ВСХВ мысль пришла про необходимость развивать периферию и поднимать её на современный уровень. Чтобы в ста километрах от Москвы не начинались деревни петровских времён.
Наконец, я выдохся. Несколько минут царила тишина. Сталин уже какое-то время мерил шагами комнату. Остальные ждали его реакции. Не дождались, поняли, что он ждёт их выступления. Первым, оценив поведение Верховного как недовольство, выступил Мехлис. Но обратился он не к Сталину и не ко мне. Обратился он к Берии.
– Товарищ нарком внутренних дел, объясните мне, почему этот человек до сих пор носит погоны. Даже если бы он был рядовым гражданином, его должны были арестовать по 58-й статье за контрреволюционную пропаганду. Под видом заботы о людях он порочит наш советский строй, а также руководителей партии и правительства. А что касается предложения открыть границы, тут у меня просто нет слов. И этот человек носит форму командира РККА, чьи доблестные воины совсем недавно проливали кровь в Финляндии и Бессарабии.
– Отвечайте, товарищ Доценко.
Глаза у Сталина стали весёлые и злые. Как у пацана перед дракой в школьном дворе
