С этим выражением он и умер. Удивиться вряд ли успел, расстояние от ствола до лба, куда угодила пуля, было чуть больше метра. Думать о том, как выглядит его голова под шлемом, было некогда. Пришлось хвататься за управление левой рукой, засовывая пистолет на место правой. Похоже, мёртвый старлей всё ещё пытался мне мешать, управлять машиной было тяжело. Я рискнул сделать «бочку». Нет, на то, что труп вывалится, я не рассчитывал. Но вот его руки и ноги с рычага и педалей слетели.
Управлять машиной стало намного легче. Прикинув, где сейчас должен находиться полк, я взял направление. Пока всё складывалось относительно удачно. В том смысле, что я жив, свободен и лечу к своим. Оставался вопрос странной радиограммы, но это я буду выяснять на месте. Так что живём, ребята. От избытка чувств я начал насвистывать никому пока не известную песенку: «…Мы летим, ковыляя, во мгле. Мы идём на последнем крыле. Бак пробит, хвост горит, и машина летит, на честном слове, и на одном крыле…»
Досвистелся. Откуда-то снизу затарахтел «МГ», раздались винтовочные выстрелы. Блин, совсем забыл, что на самолёте опознавательные звёзды. Глупые фрицы на земле не знают, что это их машина. Во всяком случае, была. В крыльях появились дырки. Мотор чихнул, снизу слева протянулась струя дыма. Я взял на себя, заставляя самолёт поднять нос. Мотор снова чихнул, потом ещё раз, и замолк. Дымная струя исчезла, зато я отчётливо видел, как прозрачной струйкой улетает моё горючее. Не особо надеясь, я попытался запустить движок. Чудо, он чихнул раз, другой, и… заработал. Ура-а!
Правда, взглянув на указатель топлива, я радовался уже меньше. До своих мне лететь минут тридцать, а топлива хватит от силы минут на пять. Видать, бак мне не просто пробили, а сделали из него дуршлаг. На деле, топлива хватило только на три минуты. И ещё три я планировал, выбирая место посадки. Сел вполне удачно, скакал, конечно, «козлом», но ничего не подломил. Вылез на крыло, огляделся. Поблизости опасности не было, так что я имел возможность обыскать труп пилота. Забрал документы, планшет и палетку с картой.
В планшете обнаружился ещё и «парабеллум» в дополнение к тому «ТТ», что в кобуре. Осмотр показал, что «ТТ» из выпуска под патрон 9x19. А значит, оба пистолета используют одинаковые патроны. Запасные магазины к обоим нашлись в карманах реглана. Переложил всё к себе и задумался над участью самолёта. Поджигать? Выдам своё местонахождение. Оставлять вроде жалко. А с другого боку, кто на этот лом позарится? Летать он сейчас не может, ремонтировать его некому и незачем. Так что пусть стоит. Я достал карту, определил, весьма приблизительно, где нахожусь, и двинулся в путь. Через час я дошёл до лесного массива. Не то чтобы чаща, но вполне себе густой лес. Как оказалось, вполне обжитой.
Первый хутор словно вымер. Хата, какие-то постройки, наверное, амбар какой-нибудь, я в этом не разбираюсь. Истинный горожанин, блин. Я не слишком настаивал на встрече с хозяевами, просто хотел уточнить, где нахожусь. В доме кто-то был, но никто не откликнулся, сколько я ни стучал. Ну и чёрт с вами. В спину не палят, и на том спасибо.
Лес, по которому я шёл, был на удивление мирный. Старые толстые деревья с грубой шершавой корой и молодые с ещё тонкими стволами. Пружинящая трава, а кое-где мох под ногами. Несмотря на совершенно беспрецедентную жару этого лета, я почти не встречал жёлтого цвета. Вокруг всё зеленело и радовалось жизни. На прогалинах играло солнце. Короче, пастораль. Словно никакой войны нет в помине. Это буйство природы заставляло внутренне напрягаться.
Мирно идя по лесу, я искал причины этого напряжения. И, в конце концов, нашёл. Я иначе представлял себе лес в прифронтовой полосе. А то, что она прифронтовая, я не сомневался. Не сегодня, так завтра или послезавтра война придёт сюда. Мы будем гнать фрица, он будет огрызаться. А значит, в этих лесах будут идти бои. И вот следы этих, ещё не прошедших боёв я подсознательно и искал. Следы, которых здесь ещё нет, а скорее всего, и не будет.
Потому что такие чащобы я представлял в основном по книгам о войне. Вроде замечательной богомоловской «В августе 44-го». А здесь просто лес, в котором можно собирать грибы и играть детям. Без опасения наткнуться на мину-растяжку. Или на зловонные трупы в мышиных мундирах. Одним словом, этот лес мне нравился таким, как есть. Вот, опять меня развезло, хотя в данном случае это объяснимо.
К следующему хутору я вышел часа через два. Большой хутор, можно сказать, зажиточный. Сарай, амбар, хлев или ещё что, построек было много. На приветливую встречу я не особо надеялся. А вот встретили. Вышел из дома, хатой это назвать язык не поворачивается, дед, пригласил войти. Дед, на вид лет под шестьдесят, но крепкий. В доме оказалось полно народу. И всё женщины. И дети. Старшая, судя по всему, молодая жена хозяина. Ещё две взрослых девушки, скорее всего, дочери. Ну и четыре девчонки где-то от 3 до 8 лет. Из мужчин наблюдался только пацанчик лет двенадцати.
Дед пригласил сесть, поставил на стол графин. Интересно. Не бутыль с мутной жидкостью, в народе именуемой первачом, а графин с чем-то прозрачным. Или очень-очень очищенный самогон, или, что вероятнее, водка. Это в лесной глуши. Интересно. Местное население как-то быстро рассосалось по дому. Мы с хозяином остались вдвоём. Дед молча налил себе из графина, потянулся к моему стакану. Я прикрыл его ладонью.
– Извини, хозяин. Не обижайся, просто не употребляю.
Дед поставил графин, вернул на место стеклянную пробку. К своему стакану не прикоснулся. Смотрел на меня. Потом спросил. Не по-польски, по-русски.
– О зятьях моих почему не спрашиваешь?
От так.
– Я у тебя, хозяин, вроде гостя. Негоже допросы вести.
Старик кивнул.
– Нет их. Один с немцами воевал, подпоручик войска. Погиб. Второй к вам попал. Жив или нет – не знаем. Дочери с внуками ко мне перебрались. Тут тише, людей, почитай, совсем нет.
И без перехода:
– А ты-то чей будешь. Говоришь как русский, а на плечах звёзды. Не пойму я.
– Извини, хозяин, не представился. Я офицер Красной армии.
– Офицер? – хозяин удивился.
– Офицер. С прошлого года ещё вернули это слово в обиход. И погоны вернули. Так что я…
Закончить я не успел. Старик поднялся. Я тоже.
– Господин. Гх-м. Товарищ… – старик с сомнением посмотрел на мои погоны, замялся, но продолжил, – виноват, в звании вашем не разобрался. Польского уланского дивизиона 2-го эскадрона вахмистр Тадеуш Рыговский.
А дед-то старый вояка. Вахмистр
