– Кретины, – пробормотал Боманц. – Кругом одни болваны. Я во власти идиотов. – И громко пообещал канюку: – Я и правда завяжу узлом не только твою шею, но еще и ноги, если не забудешь имя Сет Мел! Для тебя я Боманц, и точка.
Он тряхнул кистью, распрямляя пальцы. Канюк отлетел, вереща и хлопая крыльями.
– Сет Мел взбесился! Берегись! Берегись! Сет Мел обезумел!
– Ой, да иди ты к черту! Угораздило же меня попасть на корабль дураков.
Кругом захохотали, забалагурили – такого добродушного веселья он не помнил со студенческих лет. Только Душечка и Молчун не смеялись, а по-прежнему бдительно наблюдали за ним.
Проклятье! Как же убедить этих двоих, что он на их стороне?
Ха! – внезапное озарение. Вовсе не оттого не доверяют Боманцу, что своими бестолковыми действиями он пробудил древнее зло и выпустил его на свободу, обрекая землю на очередное темное столетие. Он сделал все, что мог, чтобы искупить эту вину. Нет, им известно, что́ его с самого начала сподвигло на исследования. Боманц искал орудие для обретения власти. А еще он без памяти влюбился в Госпожу и, обуреваемый бездонной страстью, совершил роковую ошибку – позволил своей возлюбленной разорвать оковы.
Может, эти двое и поверят, что власть больше не прельщает его, но как их убедить, что он избавился от чар темной колдуньи? Как, если самого себя он убедить не в силах? Госпожа – гибельная свеча для великого множества мотыльков, и оттого, что это пламя невидимо и недосягаемо, оно не стало менее опасным.
Кряхтя, Боманц оторвал зад от сиденья. Долго же он пробыл в одной позе, ноги совсем затекли. Под взглядом Душечки и Молчуна проковылял мимо купы отростков, которые можно было бы с непривычки принять за розовые папоротники десятифутовой высоты.
Папоротники тотчас выпучили зоркие глазки. Тоже какие-то органы кита. Для скатов это ясли, там ползают детеныши.
Он приблизился к краю, насколько позволила боязнь высоты. В первый раз за целую неделю осмелился глянуть вниз.
Когда смотрел в прошлый раз, кит летел над водой. Боманц ничего не увидел, кроме синего водного простора и туманного горизонта.
Нынешний день еще яснее, ни облачка. Высота – мили две. Опять практически однотонная картина, но цвет на сей раз коричневый, лишь кое-где зеленые крапинки. И какое-то пятно далеко-далеко впереди. Может, дым большого пожара?
– Скоро, Сет Мел, ты сможешь показать нам, чего стоишь.
Боманц оглянулся. В четырех футах позади стоял менгир. Но ведь только что его там не было! Камни в совершенстве освоили трюк с появлением и исчезновением без звука, без предупреждения. Этот валун более серого оттенка, чем его собратья, и на нем больше слюдяных крапин. А еще у него спереди шрам шириной дюймов шесть и протяженностью семь футов. Через эту прореху в лишайном покрове видна выветрелая порода.
Культура наделенных даром речи камней для Боманца была сплошной загадкой. Вроде никакой иерархии, но вот этот камень, когда надо выступать официально, говорит за всех.
– Ты это о чем?
– Колдун, разве ты не ощущаешь?
– Я много чего ощущаю, камень, – в первую очередь недовольство тем, как вы тут со мной обращаетесь. А что, по-твоему, я должен ощущать?
– Психический смрад. Запах безумия существа, сбежавшего из Курганья. Ты ведь почуял его еще в Весле. С тех пор это существо нисколько не отдалилось.
Обычно речь у этих камней убийственно монотонна, но сейчас Боманц уловил новую нотку – менгир явно подозревал неладное. Если колдун еще в Весле уловил шевеление древнего зла, бывшего тогда совсем слабым, почему не замечает сейчас, ведь оно успело набрать огромную силу?
И как так случилось, что Боманц жив, ведь ему полагается быть мертвым? Не потому ли осведомлен о воскрешении Тьмы, что сам одно целое с ней? Может быть, это заговор и из своих могил в Курганье выбрались двое? Может, Боманц – верный слуга той древней Тьмы?
– Я не ощущал того, о чем ты говоришь, – сказал Боманц, – но слышал крик амулетов, которые должны были поднять тревогу, если зашевелится тот, кому шевелиться не положено.
Помолчав, камень проговорил:
– Слышал, ощущал – не важно. Мы сейчас движемся к этой твари. Через час или через день-другой, как позволит ветер, вступим в битву, и тогда, возможно, решится твоя судьба.
Боманц фыркнул:
– Ну надо же, валун со вкусом к драме. Абсурд! Ты и правда ждешь, что я сражусь с этим существом?
– Да.
– Но если это тот, о ком я…
– Это существо – Хромой. И с ним существо, известное как Пес Жабодав. У обоих увечья…
Боманц снова фыркнул и усмехнулся:
– Когда туловища нет – это ты называешь увечьем?
– Но эти двое не слабы. Дым, что ты видишь, – над городом, который горит уже три дня после их ухода. Хромой – теперь воплощенная смерть, он жаждет лишь убийств и разрушений. Но он будет остановлен, ибо так решил Праотец.
– Да ну? А зачем его останавливать? И почему этим должны заниматься мы?
– Зачем останавливать? Затем, что однажды кровавая стезя приведет Хромого на равнину. Почему мы? Потому что больше некому. В битве при Курганье пали все, кто обладал великой магической силой. Все, кроме тебя и нас. Но самая главная причина – так повелел бог.
Боманц что-то проворчал под нос.
– Приготовься, колдун. Час близок. Если и нет у тебя вины перед нами, то есть вина перед ним.
Ну конечно! Одно из двух, и третьего не дано. Вот только Боманца такой расклад категорически не устраивает. Староват он, чтобы тягаться с Хромым. Да и не было у него никогда сил для подобной борьбы, если честно. Хоть и внушал он себе обратное на протяжении многих лет, пока охотился за сведениями о тех, кого заточили древние.
Мучила ли его совесть после того, как своими хлопотами он навлек на землю ужас? Иногда. Реже, чем можно было ожидать. Он оправдывал себя тем, что опомнился в самый последний момент и своим самопожертвованием ослабил натиск прорвавшейся тьмы. Если бы не этот поступок, ночь, вероятно, длилась бы вечно.
Поглощенный такими мыслями, старик захромал прочь от камня. Он не видел, как менгир поворачивается рывками, обращая к человеку свою разрубленную грань. На виду у людей эти камни никогда не двигались. Как ухитрялись замечать, что за ними наблюдают, – загадка.
Бесцельные блуждания привели Боманца к хвосту летучего кита. Старика сопровождали мелкие приживалы гиганта. Колдун старался не обращать на них внимания – все равно никуда не деться от этой навязчивой компании.
Он беспрепятственно уселся на мягкий, высотой с табурет, выступ китовой плоти. Было довольно удобно, но Боманц понимал, что долго не просидит. В этом месте воздушный кит особенно вонюч.
В сотый раз он задумался о побеге. Всего-то нужно спрыгнуть и смягчить падение с помощью левитационных чар. Ему такое вовсе не в новинку.
Однако для прыжка нужна
