На самом деле, Ящик, я никогда не была для Ворона девочкой или женщиной. Я для него не была даже человеческим существом. Да, ради меня он творил страшные дела, но я была символом, искуплением, а когда потребовала, чтобы он ко мне относился как к личности, он воспользовался единственной доступной уловкой, чтобы и дальше служить символу, но не иметь дела с женщиной из плоти и крови.
– Именно так я и представлял себе все это, – показал я знаками.
– Ящик, очень многие боготворят Ворона. Он не знает страха и никому не дает спуску. Горе тому, кто встанет на его пути, и плевать на последствия. Но это только одна из граней его натуры. Таких граней раз-два и обчелся; остальных он сам себя лишил. Могла ли я сохранить эмоциональную связь с человеком, который не позволяет себе никаких эмоций, сколь бы много ни сделал он для меня? Я высоко ценю его, очень его уважаю, быть может, даже боготворю. Но не более того. Теперь все иначе, и Ворон не сможет ничего вернуть каким-нибудь показным поступком, вроде того как мальчишка свешивается с ветки вниз головой, чтобы произвести впечатление на девочку.
Я ухмыльнулся. Была у меня чуйка, что именно это у Ворона на уме.
Бедный простак! Ему уже ничего не светит. Хотя навряд ли он в это поверит, даже если Душечка объяснит ему самыми доходчивыми словами.
Я хотел ввернуть пару слов насчет Молчуна, но такой возможности мне не представилось. Кто-то заметил армейский штаб, и летучий кит направился туда и причалил, ухватившись за камни и деревья щупальцами. Его появление привело в замешательство обитателей лагеря. Нравится мне это выражение – «привело в замешательство». Я его от Боманца перенял. «Их пробил кровавый понос» – не так изящно звучит.
Раздалось дружное ура, ему вторили всевозможные крики, возгласы и вопли. Компашка детей равнины Страха навалилась на шрамоликий камень и сбросила его с кита чуть ли не на крышу штаба. Ух и тряхнуло же начальничков! А если бы они знали, что прямо над их головами витает сама Белая Роза, небось спятили бы от ужаса.
Знали, не знали, главное – не предпринимали ничего враждебного. Да и кто захочет ссориться с четверкой летучих китов, которые страсть как не жалуют грубиянов?
Камень со шрамом запрыгнул назад, сообщил новости. Молчун перевел Душечке. Я ничего не услышал. Братья Вертуны дали понять, что мне лучше не отсвечивать, вот я и держался в сторонке. Душечка быстро жестикулировала. Должно быть, для камня язык глухонемых был не в диковинку. Он снова спрыгнул, а через некоторое время возвратился. Это повторялось четырежды, после чего камень угомонился. Но летучий кит остался на месте, из чего я сделал вывод: заключена сделка.
Я хотел обсудить это с Вороном, да не вышло. Еще никогда я не видел его в таком гнусном настроении. Вдобавок он теперь считал меня кем-то вроде предателя. Так что я оставил свою затею и пошел точить лясы с Вертунами, говорящим канюком и еще парочкой детей равнины Страха, не из самых стеснительных. Душечка привела нас сюда с какой-то целью, а она всегда добивалась, чего хотела. На этот раз получила желаемое ближе к середине следующего дня.
Внизу грянуло «ура». Душечка отправила шрамолицего выяснить, в чем дело. Он вернулся и доложил. Она встала, подошла к Ворону, смотревшему на нее, как висельник на приближающегося палача, и обратилась к нему жестами. Он встал и последовал за ней – с той же обреченностью приговоренного к веревке. Я достаточно изучил его мимику, чтобы понять: он принял роль. Хотелось узнать, что будет дальше, и не мне одному – почти все потянулись за Душечкой и Вороном.
Тяжело дыша, по боку летучего кита карабкались двое молодых людей. Выходит, невозможное возможно, небывалое бывает. Или это армия внизу возомнила, что Душечку можно умилостивить парой человеческих жертв?
Мальчишка был вылитый Ворон, только моложе лет на двадцать. Такие же темные волосы, такой же оттенок кожи, даже решительность на лице, еще не выдубленном угрюмостью. Я был в одном шаге позади приятеля, когда он увидел этих двоих.
Тихо выругавшись, он пробормотал:
– На мамашу похожа.
Было ясно, что их не предупредили насчет воссоединения семьи. Ребята здорово испугались и растерялись. Ворона они не узнали.
Зато узнали Душечку. И от этого струхнули еще сильнее.
Все молчали. Каждый ждал, когда заговорит кто-нибудь другой.
– Ящик, сделай же что-нибудь, – шепотом взмолился Ворон и в отчаянии добавил: – Я поплыл.
А что я могу сделать? Да я, черт побери, даже толком не понимаю здешнего языка.
– Ящик, выручай – я не знаю, что говорить.
Была у меня парочка советов для Ворона, вот только не было манеры пинать увечных собак. Я попробовал изъясняться на ломаном диалекте Драгоценных городов.
– Вы хоть догадываетесь, зачем вас сюда доставили?
Они отрицательно покачали головой.
– Успокойтесь, вам нечего бояться. Просто хотим узнать кое-что насчет ваших предков. Особенно насчет родителей.
Парень затараторил в ответ.
– Тебя не затруднит говорить помедленнее?
– Он сказал, что наши родители мертвы, – пояснила девушка. – Мы с детства живем без призора.
Ворон поморщился. Я сообразил, что у девчонки и голос, как у его жены.
Молчун перевел для Душечки, не спускавшей глаз с ребят.
– Что вам известно о родителях?
Отвечать взялась девушка. Видать, считала братца слишком легковозбудимым.
– Очень немногое.
И поведала в основном то, что я и сам выяснил, когда мы с Вороном путешествовали на юг. Для нее не было секретом, что ее мать не отличалась добрым нравом.
– Мы за нее не в ответе. В прошлом году отсудили у ее наследников кое-что из отцовской собственности. Надеемся вернуть и остальное.
Вот это уже кое-что. Девчонка не питает особых симпатий к женщине, которая произвела ее на свет.
– А я вообще не помню мать, – сказал парень. – Родить-то она нас родила, но после даже пальцем не пошевелила ради нашего благополучия. Должно быть, она заслужила то, что получила. Я помню нянек.
– А как насчет отца?
– Это смутные воспоминания об очень далеком человеке. Он редко бывал на родине, но всякий раз приходил к нам. Может, из чувства долга, может, для соблюдения приличий.
– Вы к нему что-нибудь чувствуете?
– С чего бы? – спросила девушка. – В сущности, мы его и не знали. И он уже пятнадцать лет покойник.
Я взглянул на Душечку и сказал языком пальцев:
– Стоит ли продолжать?
– Да, – ответила она. – Не ради них. Ради него.
Я обратился к Ворону:
– Желаешь ли что-нибудь вставить?
Он не желал. Видно было по его лицу: прикидывает, как бы отморозиться.
Вряд ли это будет просто.
Душечка велела объяснить ребятам, что их отец не умер, что подельники мамаши вынудили его отправиться в изгнание. И советовала напирать
