Ворона я нашел, споткнувшись об него. Он валялся без сознания. С порезом, как у меня.
Футах в десяти обнаружился Вертун, он уже дергался и издавал звуки. Незнакомец и ему оставил метку.
Не обделил он вниманием и Лыбу, причем порезал его дважды. Вторая рана была дюйма на четыре ниже первой, она шла от уха до уха, и это была последняя рана в его жизни.
Ворону достался не резкий пинок, а увесистая оплеуха. Когда мы докладывали начальству, мой приятель все еще плыл. Жутко трясущимися руками прожестикулировал Душечке:
– Похоже, напал один. Внезапно.
Кажется, впервые в жизни я видел его таким смущенным. Но ведь и в подобной ситуации мы с ним раньше не бывали.
Я и сам стушевался, когда пришла моя очередь отвечать, ведь надо было точно передать послание незнакомца. Как бы не пришлось растолковывать пару слов.
Но Душечка в сотый раз удивила меня своей эрудицией.
Молчун дотронулся до своей щеки и сказал знаками:
– Мост Королевы.
Душечка кивнула. Я не понял, пришлось спросить. Молчун объяснил:
– С «Ночными хищниками» мы дрались у моста Королевы, и они захватили восемнадцать пленных. Всем поставили метку на левой щеке и отпустили.
– Что за чертовщина? Неужели солдаты сами похитили клин? И поэтому не участвуют в поисках? Может, бригадир ведет свою игру?
Все эти вопросы я задал жестами. Когда долго живешь рядом с Душечкой, обзаводишься такой привычкой.
Она как-то странно посмотрела на меня, затем сказала:
– Надо уходить. С минуты на минуту здесь будут солдаты. Не «Ночные хищники». Другие.
И тут до меня дошло. Мы повстречались с безумным гением, с непревзойденным мастером соображать на ходу. Едва столкнувшись с ним, мы уже зависели от его милости, и столь же мгновенно он придумал, как обрушить на Весло ураган хаоса и насилия.
Мы должны дать толчок большому кровопролитию. Только с этой целью он нас и пощадил.
Солдаты близнецов схватят нас, помеченных, и мятеж Белой Розы будет предотвращен. Об этом пойдут слухи, они возмутят значительную часть населения. Паутинка с Шелковинкой подвергнут нас пыткам и добудут улики против «Ночных хищников» и их командира. Между ведьмами и этим отрядом давно нет дружбы, вряд ли можно ожидать, что «хищники» позволят арестовать бригадира или хотя бы отстранить от командования. Они уступают армии близнецов числом, но это крутые бойцы, очень стойкие и умелые, и они одержат верх в любом столкновении, если ведьмы не вмешаются напрямую.
Да, гений. Мощный кровожадный ум. Когда кругом будут бушевать такие страсти, кто вспомнит о серебряном клине?
Пока я размышлял, Душечка направо и налево раздавала приказы. Всех мелких тварей разослала следить за подступами, велев докладывать, если кто появится поблизости. Братьев Вертунов отправила предупредить наших друзей-повстанцев. Боманцу и Молчуну дала задание осмотреть место, где нам досталось на орехи, – возможно, колдовские таланты позволят там что-то найти. Потом взглянула на меня, на Ворона, снова на меня. Решала, кто поведет колдунов. Выбрала Ворона. Прежде чем Молчун успел расплыться в улыбке – он, конечно же, обрадовался, что Душечка не останется с Вороном наедине, – вернулось одно из порождений равнины Страха и сообщило, что в округе никого нет, только какой-то старый пьяница бредет в полуквартале по деревянному тротуару.
– Ну, так пошли, – сказала Душечка.
И мы пошли. А меньше чем через полчаса пошла волна облав и арестов.
51
Смедз глядел на Талли, сидевшего за столиком напротив. Кузен твердо решил напиться, но все еще был трезв как стекло. Эти мертвецы! Как страшно! И люди, гнавшиеся за ним в ночи! И костры на юге, в которых сгорают тела умерших от холеры! А по улицам грохочут сапоги, по ночному городу рыщут солдаты и разлетаются слухи об их жутких делах. В такое время трудно себя убедить в том, что опасаться нечего.
Солдаты тоже боялись, если не все, то многие. Недавно сюда пришло несколько «Ночных хищников», чтобы поговорить с капралом, а потом вся компания двинула наружу, и, судя по физиономиям, эти люди ждут больших неприятностей.
– Город катится к чертям, – сказал Смедз.
Ему тоже было не по себе.
Трясущийся от страха Талли кивнул:
– Кабы я знал, чем все обернется, сказал бы: пошел он на хер, этот клин.
– Все имеет свою цену, родственничек. А большой куш уж точно никому не достается даром.
– Ага. Я не думал, чем все обернется. Не предвидел, что мир сойдет с ума, что соберется огромная толпа желающих заполучить клин и готовых ради этого убивать напропалую. Что за дрянь это пиво? Совсем по шарам не шибает.
– Наслаждайся тем, что есть. – Откуда ни возьмись появился Рыба – осунувшийся, измотанный. – Может, пиво только здесь и осталось. – Он тяжело плюхнулся на стул. – Я сделал все, что мог. Теперь остается только ждать и надеяться.
– Что там вообще творится? – спросил Смедз. – Почему солдаты всполошились?
– Хватают мятежников, собираются утром казнить целую толпу. Это вызовет взрыв, который распахнет городские ворота.
– А если не распахнет? – спросил Талли.
– Тогда нам кранты – рано или поздно нас найдут. Методом исключения. – Рыба глотнул из кружки Смедза. – Выше нос, ребятки. На нашей стороне холера. Может, она доберется до них раньше, чем они до нас.
– Вашу мамашу!
– Обязательно нужно поспать.
– Шутишь?
– Хотя бы попытаться. По крайней мере, не маячить на виду. Как говорится, с глаз долой, из сердца вон.
Через две минуты Смедз крепко спал.
Он так и не понял, что его разбудило. Солнце уже встало. Талли и Рыба тоже. И ушли.
Отчего-то Смедза пробрала дрожь. Он выскочил в общий зал, там было пусто. Сообразил, когда направился к выходу.
Тишина. Гробовая. Он бы решил, что оглох, если бы не собственные шаги и скрип отворяемой двери.
На улице все стояли и глядели в сторону городского центра. Чего-то ждали.
Долго ждать не пришлось.
Ноги ощутили раньше, чем услышали уши. Вслед за чудовищной дрожью неслась лавина ярости. И рев – почти как ураган.
– Начались казни, – сказал Смедзу Рыба. – А я боялся, что ведьмы подожмут хвост.
Рев нарастал, накатывал, как будто весь город вдруг решил, что больше не в силах терпеть произвол и тиранию.
Волна пронеслась по улице мимо «Черепа с костями», взметнув людей, точно палую листву. Спохватились матери, кинулись загонять детей в дома. В едином кровожадном порыве мужчины двинулись к центру. Вооруженных было мало – в повальных обысках серые конфисковали все, кроме кухонных ножей.
Смедз решил, что удел старого пердуна – это как раз для него. Ни малейшего желания участвовать в бунте.
Рыба тоже не рвался в бой. Талли дернулся было, но быстро остыл.
На улице многим людям хватило благоразумия. Ярости, как и холере, подвержены не все. Но обе, прежде чем уймутся, снимут богатый урожай.
Рыба увел Смедза и Талли в «Череп с костями» и усадил за стол:
– Ничего не делаем, только ждем. Слухи сами до нас дойдут.
