Несколько человек доставили верные новости, позволявшие сделать вывод, что игра началась. Пополз слушок, что некоторые храмы закрылись за недостатком посетителей. Другим приходилось сдерживать натиск разозленных толп.
Великолепно.
Но долго ли так будет? Страсть местных к сверхъестественной чепухе куда древнее и крепче милитаристского ража.
– Черт возьми, что там у них? – при первой возможности спросил я Лебедя.
Местный язык я уже знал, но не настолько, чтобы улавливать религиозные тонкости.
– Да вроде Нож там у них.
Казалось, он озадачен происходящим не меньше моего.
– Поясни.
– С первого дня, как мы здесь, Нож сеет смуту. Говорит, что святошам положено заботиться о душе и карме, а в политику соваться нечего. В нашей таверне постоянно это твердил. А как услыхал, что ты с верховными жрецами по-свойски побеседовал, пошел по улицам распространять, как он выразился, голую правду. Местные обожают своих богов, и тебе не стоит забывать об этом, но на некоторых жрецов эта любовь не распространяется. Особенно на тех, которые так и норовят запустить лапу в чужой кошель.
Я рассмеялся:
– Передай Ножу, пусть уймется. Мне тут только религиозных войн не хватало.
– Передам. Я как-то не подумал, что тебя это может волновать.
Но меня волновало буквально все. Государство подвергалось жесточайшим потрясениям, хотя увидеть это можно было только со стороны. Слишком много перемен за краткий срок претерпело это традиционалистское, жестко регламентированное общество, слишком внезапно были перестроены его механизмы. Борьба за спасение Таглиоса была сродни скачке верхом на смерче.
Туговато мне придется, если страх и безысходность, направленные против Хозяев Теней, вдруг поменяют направленность.
Как-то посреди четырехчасового сна меня разбудил Одноглазый:
– Джахамарадж Джа пришел. Требует немедленной встречи.
– Что, дочурке стало хуже?
– Нет. Он считает, что должен тебя отблагодарить.
– Веди сюда.
Жрец вошел едва ли не крадучись и поклонился мне почтительно и неловко, словно бродяга с улицы. Он осыпал меня всеми титулами, до каких только додумались таглиосцы, включая мастера лечения живота – аппендэктомии здешние хирурги не знали. Гость опасливо оглядывался, словно ожидая увидеть растущие из стен уши. Наверное, осторожность была профессиональной. А уж вид Жабомордого ему не понравился вовсе.
Значит, кое-кому известно, что собой представляет наш бес. Это следует учесть.
– Здесь можно говорить?
Вопрос я понял без перевода.
– Да.
– Мне нельзя задерживаться. За мной могут следить, зная, что я в большом долгу перед тобой, исцелитель.
Ну так не тяни, подумал я.
– Я слушаю.
– Тот, кому я подчиняюсь, – Годжаринди Годж, верховный жрец Шадара, чья покровительница – Хада, одно из воплощений которой – смерть, очень недоволен сказанным тобой. Он заявил Детям Хады, что она жаждет твоей ка.
Жабомордый, переведя, прокомментировал:
– Хада – шадарская богиня смерти, разрушения и разложения, Капитан. Дети Хады – секта, идущая путем убийств и пыток. Согласно доктрине, эти убийства и пытки должны быть случайны и бессмысленны. Хотя на практике умирают попавшие в черный список главного жреца.
– Ясно. – Я слегка улыбнулся. – А кто покровительствует тебе, Джахамарадж Джа?
Он улыбнулся в ответ:
– Кхади.
– Надо думать, воплощение света и благости.
– Как бы не так, начальник. Кхади – сестра-близняшка Хады. Как бы даже не подлее. И к мору лапку приложит, и к голоду, и к прочим таким делам. Одна из самых крупных свар между культами Шадара и Гунни – из-за вопроса, считать ли Хаду и Кхади разными божествами или это одно божество в двух лицах.
– Какая прелесть! Держу пари, в ходе этого диспута народу полегло предостаточно. И жрецы еще удивляются, что я их не принимаю всерьез… Одноглазый! Как по-твоему, я верно догадался: наш приятель явился не только ради уплаты долга?
– Сдается, он желает стать самым главным шадаритом, – хмыкнул Одноглазый.
Я велел Жабомордому задать этот вопрос прямо. Жрец, даже не зарумянившись, признал, что на роль преемника Годжаринди Годжа он подходит лучше всех прочих.
– Значит, можно считать, что он не расплатиться, а навариться решил. Спасибо ему за предупреждение, но все равно он нам еще должен, так и переведи. Скажи, если однажды утром он проснется главным шадаритским жрецом, пусть на годик-другой умерит амбиции и паству свою на коротком поводке подержит.
Жабомордый перевел. Улыбки как не бывало, губы жреца скукожились в куриную гузку. Однако он согласно кивнул.
– Одноглазый, проводи его до дороги. Не хотелось бы, чтобы у него возникли проблемы с церковным начальством.
Сам я отправился будить Гоблина.
– Есть работенка. Жрец по имени Годжаринди Годж решил натравить на меня убийц. Бери Мургена, отправляйся к Лебедю в притон, найди там ненавистника святош, пусть покажет тебе этого мерзавца. Он нуждается в переводе на высший план бытия. Не надо делать из этого представление, но и красивой его смерть быть не должна. Пусть, например, весь изойдет на кровавый понос.
Гоблин, ворча, пошел за Мургеном.
Одноглазый с Жабомордым остались посторожить на случай появления убийц.
Какими бы эти убийцы ни были профессионалами, мимо Жабомордого им проскользнуть не удалось. Попались шестеро. Я велел кое-кому из наров, не питавших отвращения к подобным вещам, отвести злоумышленников на людную площадь и посадить на кол.
Днем позже ушел на закат Годжаринди Годж. Скончался от внезапного обострения фурункулеза. Урок дошел до всех.
Дойти-то дошел, но не был усвоен. Годж знал, на что идет, поэтому никто особо не расстроился и не вознегодовал. Однако Радиша как-то задумчиво поглядывала на меня, когда мы в очередной раз спорили, так ли уж нужна мне еще тысяча мечей и правильно ли я поступил, реквизировав сто тонн древесного угля.
Хозяйственно-политические игрища были в самом разгаре. Я запрашивал сотню тонн, когда требовалось десять. И лаской, и таской добывал оружие да норовил получить побольше – запас карман не тянет.
Рекруты являлись с собственной экипировкой. От государства я требовал финансирования особых расходов – их предназначения гражданским не объяснить. Да и не все военные понимали – сколько было мороки с Могабой, когда я доказывал, что легкие колесные баллисты могут принести немалую пользу.
Может ли? В этом я и сам не был уверен. Все зависит от того, что предпримет противник. Если будет действовать как в прошлый раз, баллисты не пригодятся. Но мы формировали легионы по образцу войск Драгоценных городов, а те войска не ленились таскать легкие метательные машины для пробивания брешей в строю противника.
Ох, боги мои…
Кое-что приходилось утрясать, просто-напросто заявляя: здесь я начальник, как скажу, так и будет.
Могаба не был в претензии.
У нас оставалось семнадцать дней. Меня посетила Госпожа.
– Успеваешь подготовиться? – спросил я.
– Я уже почти готова.
– Хоть один позитивный доклад из сотни. Аж от сердца отлегло.
Она весело посмотрела на меня:
– Я виделась с Меняющим Облик. Он был за рекой.
Одноглазому с Гоблином, напрягшим все свои шпионские способности, это не удалось. В основном по той причине, что у Майна было слишком сильное течение. В добровольцах-то недостатка не возникало…
Что до очищения Таглиоса от вражеской агентуры, на это
