Да, еще одно. Несколько часов назад Источник изменил некоторые волновые характеристики своего излучения. Пожалуй, по аналогии с отжившими (естественно, с изрядной долей условности) это может означать волнение. А полчаса назад он передал мне информацию, что внутри изолированной аномалии появился отживший с кровью сувайвора. Сейчас аномалия заблокирована полностью. Перемещение закрыто в обе стороны. Разумно: на финальной стадии эксперимента какое бы то ни было вмешательство извне крайне нежелательно, а экспериментального биоматериала у нас уже более чем достаточно. Возможно, полную блокаду стоило ввести раньше? Впрочем, Источнику виднее. Просто интересно, связаны ли эти три факта: появление сувайвора, «волнение» Источника и полная блокада границ аномалии? И еще, откуда здесь взялся сувайвор? Они упоминались в записях моего предшественника, и подчеркивалось, что количество этих аномальных особей отживших чрезвычайно невелико. Речь шла всего о троих выживших. Источник знает, что двое из них сейчас в европейской части страны за тысячи километров отсюда и очень заняты, а третий… Его тоже можно вычеркнуть из списков живых. Итак, откуда здесь сувайвор? Кто-то из тех двоих? С чего бы им лететь сюда, так далеко от зоны их интересов? Мне кажется, этого сувайвора необходимо найти. Дать указание пациенту ноль? Или… Я, кажется, слышу зов Источника. Вернусь к записям позже.
Глава 36. Художник
– Я тебя ненавижу! – произносит Рита и пепелит меня взглядом. Я на нее не смотрю, шагаю себе впереди, но чувствую: пепелит.
– Спасибо.
– Я серьезно!
– Я знаю.
– Мы тратим чертову уйму времени, чтобы отыскать и спасти какого-то ушлепка, которого едва знаем!
– Тебя я тоже едва знаю, если честно.
– Значит, ты у нас такой герой-спасатель? Чип и Дэйл в одном лице? Но со мной-то ты хотя бы спал. Или у вас с этим… как его… Ростиславом? чего-то там было на гараже, только я не в курсе?
– Родионом. Ты злишься и несешь чушь, Рита!
– А ты страдаешь фигней! Вместо того чтобы в поте лица искать выход отсюда!
Открываю рот, собираюсь спорить, объяснять, доказывать, чтобы она поняла, прониклась, но тут же понимаю: бесполезно. Когда я вколол ей антинову, процесс, конечно, остановился, но к этому моменту он уже зашел слишком далеко. Человеческого в Рите осталось слишком мало – жалкие купированные остатки чувств, эмоций, принципов, моральных устоев. Не поймет, не оценит, не проникнется. Что-то загадочное продолжает держать ее рядом со мной, хотя логика должна бы подсказывать: несмотря на все мои старания, шансов, что мы отсюда выберемся, почти нет. И плана у меня, если честно, тоже нет. Найти Обломок? Замечательно! Допустим, нашли, и что дальше? Стана для консервации Обломка у меня нет, а без него я бессилен. Ну ладно, кровь дает мне какие-то преимущества. Неуязвимость к этой проклятой болезни, к Силе Измененных, но что мне это дает? Я все равно не могу ни сам пройти через границу аномалии, ни провести через нее кого-то другого. И с Обломком сладить не могу. Толку-то ей от меня? А вот что я могу – это найти Родиона и вытащить его из той передряги, в которую он вляпался. Какой-то Измененный, скорее всего псионик, взял его под контроль и куда-то с ним уехал. Марку и номер микроавтобуса мне сообщил Виталий Палыч из восемнадцатой квартиры. Отыскать машину можно через местную полицию. Это по крайней мере понятная и выполнимая задача. А потом уже можно будет совершать всякие безумные попытки выбраться из аномалии. Потому что…
– Ты обещал! – обвиняющим тоном произносит Рита, только что пальцем в меня не тыча. – Или твои слова – пустой звук?
– Не пустой, – отзываюсь глухо. – Я сделаю это… Или умру, пытаясь.
– Толку-то мне в твоей смерти! – с досадой бросает она. – На кой черт тебе сдался этот Ратибор?
– Родион, – автоматически повторяю я. – Просто в Зоне своих не бросают.
Рита фыркает.
– Своих! Что-то он тебя своим не считает. Во всяком случае, бросил умирающим в травмпункте и не почесался.
– Речь шла о жизни его жены.
– А о моей жизни, стало быть, сейчас речь не идет? – В ее тон прокрадывается горечь, что меня слегка удивляет: не все, выходит, пересохло и умерло?
– Почему ты остаешься со мной, Рита? – вырывается у меня прежде, чем я успеваю прикусить язык.
Какое-то время она молча смотрит на меня, а потом отворачивается и глухо цедит:
– Ну ты и скотина!
Делает паузу, а потом продолжает с нарастающим гневом:
– Хочешь, значит, чтоб я по своей инициативе тебя бросила, избавила от обещания? Чтобы самому чистеньким остаться? Белым и пушистым?! Дескать, я старался до последнего, друга спасал, ее пытался спасти тоже, но она ушла… Трус и предатель! Ну, что молчишь?! Нечего сказать?!
Каменею. Полное ощущение, что меня как следует отхлестали по щекам. Но могу ли я сказать, что полностью несправедливо? А вот не надо было давать обещаний, которые не сможешь выполнить!
– Ты постоянно додумываешь за других, Рита. Я не хочу от тебя избавляться. Иначе бы еще там, в полиции Иркутска, ушел в противоположном направлении.
– Так чего же не ушел? – почти выкрикивает она. – Тогда это было бы честнее. До того, как ты убедил меня поверить тебе и вколол чертову вакцину!
Хуже подобрать время и место для выяснения отношений она не могла, но тут меня тоже накрывает.
– Я скажу тебе, почему я не ушел тогда! Потому что не хотел тебя терять, ясно?
Она вздрагивает. В глазах ее мелькает что-то от той, прежней Риты, которой я пленился в самолете. Всего на мгновение приподнимается маска циничной и прагматичной хищницы и тут же опускается снова.
– На этом месте я, видимо, должна растрогаться, начать рыдать и вешаться тебе на шею?
– Это как тебе будет угодно!
В глазах моих внезапно темнеет, в виски словно по электродрели вонзается с каждой стороны. Падаю на колени. В первый момент возникает мысль, что я таки довел свою Измененную спутницу, и она достаточно разозлилась, чтобы пробить мою неведомо откуда взявшуюся защиту. Но практически тут же я понимаю, что это не так, когда образ физической реальности словно смывает прибойной волной, а на его место приходит совсем иная картина…
* * *Подземелье. Бетонные стены. У меня в руках нож. У противника – тоже. Он надвигается, поигрывая оружием, и его движения выдают профессионала боя. Могу не сдюжить… Впрочем, «могу» тут излишне – этот меня разделает, как бог черепаху. Наверняка бывший спецназовец, а у меня за плечами – два года срочной службы плюс зонный стаж. Последнее, конечно, не хухры-мухры, только мне там все больше стрелять приходилось, а не в рукопашной биться, особенно с ножом.
– Твоей новой жизни всего несколько часов, Антон, – произношу я. – Ты был мертв.
Какой Антон? Откуда я его знаю? Или
