– Тебе придется объяснить мне, как всё устроено, – сказал Джедао. – В Сияющем округе неизбежно что-то пойдет не так, и ты им понадобишься.
– То есть ты, а не я.
– Ты, а не я. Я именно это и сказал.
Черис окинула взглядом дуэльный зал, потом позволила ногам отнести себя обратно в каюту. Прежде чем лечь, она спросила:
– Тебе одиноко, когда я засыпаю?
Он не ответил, но на этот раз она оставила маленькую лампу включенной.
Глава восемнадцатая
Последний раз, когда Кел Нарочер поучаствовал в большой формации, случился во время учений перед парадом в городе Филигранных Масок, и в конце концов они эту формацию не использовали. Нарочер любил парады. Могли случиться любые неприятности, но даже если что-то шло не так, никто не умирал. Не считая одного случая с горящим голубем, но то была дурацкая шутка.
Хоппер высадил их в захваченном доке, далеко за пределами градиента коррозии. Они собрались в узловых точках большой формации, у которой не было имени. Она ведь, в конце концов, была еретической. Было трудно сконцентрироваться на расстояниях, на том, чтобы держать строй, и том, куда ставить ноги, пусть даже формационный инстинкт заставлял его рывком менять позицию каждый раз, когда сержант сообщал о коррекции.
Потом прибыли сервиторы.
У Нарочера были сомнения по поводу допуска сервиторов к формациям Кел. Он не возражал, когда они занимались обычными делами, но это совсем другое дело. Может, он в большей степени традиционалист, чем сам считал, пусть он и первый Кел в семье. Он заставил себя смотреть, как сервиторы зависли на позициях. Они действовали эффективно, не совершая лишних движений. Если бы Нарочер был честным с самим собой, ему пришлось бы признаться, что сервиторы вызывали не презрение. Они вызывали чувство собственной неполноценности.
Генерал решила, что они в достаточной степени Кел, чтобы служить вместе с Кел. Если он сам хоть в какой-то степени Кел, этого должно хватить.
Износ сервиторов оказался сильнее, чем рассчитывали. Майор Кел Ула связалась с полковником и получила уточненные боевые приказы. Это привело к задержкам, поскольку формации пришлось менять сообразно количеству людей, и нескольких человек запихнули в другие роты. Целых сорок три человека и сервитора остались в арьергарде. Нарочер, чтобы скоротать время, представлял, как будет играть с собаками брата. С собаками, хоть и слюнявыми, было куда веселей, чем с мрачными сослуживцами. Впрочем, на войне тоже хватало жидкостей.
– Ладно, – раздался на общем канале голос полковника Рагата, и Нарочер сосредоточился. – Майор Ула из Седьмого батальона распоряжается транспортом. Она проедет по дамбе и направится по туннелю к Сияющим Вратам. Не запускайте стержни формации, пока не прибудете на место. Неизвестно, когда коррозийные взводы заметят, что мы их объехали. Я бы не рассчитывал больше чем на час, так что не мешкайте.
Как только окажетесь в Сияющем округе, направляйтесь прямиком к фабрике. Вы не сможете ее удержать, но я уверен, что такие творчески настроенные парни смогут учинить там серьезный бардак. Тяните так можно дольше, чтобы отряды отделителей смогли всё установить. Мы предупредим, когда можно будет оттуда сматываться.
Возможно, вы слышали, что отделители считывают статус лояльности и теоретически неспособны убивать своих. Это согласно машинным расчетам, а не полевым испытаниям. Если вы достаточно тупы, чтобы задержаться до полевых испытаний, я лично принесу цветочки на ваш погребальный костер.
Нарочер был с капитаном Чжан Горо, прямо за ротой майора Улы. Он испытал зловещее чувство, как будто кто-то следит за ним – наверное, из-за того, что вокруг было так много сервиторов. Ему пришло в голову, что сервиторы чувствуют себя столь же неловко. Наверное, они когда-нибудь поговорят об этом друг с другом за выпивкой, хоть он и не знал, что у сервиторов вместо алкоголя.
Градиенты коррозии должны были удерживать Кел на месте, и у еретиков, видимо, закончились генераторы – иначе они бы уже их запустили. Нарочер слыхал, что всё дело в саботаже Шуос. Он знал, что Шуос относились к Кел как к туповатым младшим братьям и сестрам, но радовался, что они на одной стороне.
Нирай занимались мощными бурильщиками, готовя проход к Сияющим Вратам. Врата были одной из достопримечательностей Сияющего округа и сами представляли собой твердыню. Их сделали из уплотненной материи некоей умирающей звезды. Если бы вся Крепость состояла из того же вещества, им пришлось бы трудно. Странно ощущать благодарность за то, что одно из оборонительных сооружений гекзархата оказалось слабым, но так уж вышло.
Коридор, по которому они шли, был странным и каким-то сырым. У Нарочера возникла омерзительная фантазия: кто-то выращивает Кел в замкнутом помещении с нездоровым сине-белым освещением, и скоро наступит время снимать урожай. Интересно, Кел вкуснее всего маринованными? Копчеными? Он ненавидел копченую еду, но для пепельных ястребов она подходила лучше всего.
Ну вот и они: Сияющие Врата. Вся конструкция была прозрачной, хотя индекс рефракции даже с такого расстояния вызвал у Нарочера приступ головной боли. Под поверхностью вертелись живые световые линии, которые всё время писали и переписывали похвальбы в адрес гекзархата. Свет был то золотым, то бронзовым, то серебряным и создавал ощущение тепла, которое Нарочер никогда не приписывал своему правительству.
Рота майора Улы ненадолго замешкалась. Потом они разобрались, что к чему, и стержни формации начали появляться на положенных местах. Вокруг роты разлился яркий, неистовый свет. Нет, это был не свет. При нем нельзя было читать, от него не согрелись бы руки, но чем бы он ни был, он притягивал взгляд и одновременно заставлял его отвести. Он предвещал знамена, высоко поднятые мечи и салюты из шести стволов.
Ула подняла знамя: конечно, это хороший знак, выставленный напоказ ястреб-самоубийца, пусть даже своего генерала они могли представить лишь нулевым знаменем. Кто-то зашипел на Нарочера. Он напомнил себе держать темп. Если уж сервиторы делают свое дело, даром что новички, ему надлежит делать свое.
Удивительно, но врата поддавались. Прозрачная материя струями змеящегося пара уходила прочь. И свет – эти сияющие слова, все идеалы гекзархата, написаные давно умершими поэтами, – свет струился, как разворачивающийся свиток, как витки разматывающегося каната, и слова вырвались на свободу,
