Интересно, что раньше перечисленных Игорем картин должен был появиться другой его полнометражный фильм – «Дом Солнца» по сценарию Охлобыстина. Собственно, он и планировался как кинорежиссерский дебют Гарика. Еще в 1995-м в одном из интервью Сукачев рассказывал, что надеется в мае приступить к съемкам, а в декабре или, в крайнем случае, в 1996-м состоится премьера. Это будет фильм «о 70-х, нашей молодости, нашей любви».
До этого посвящения Гарик добрался лишь через пятнадцать лет. Его хипповская ода «Дом Солнца» вышла на экраны в апреле 2010 года. А в заключительном квартале 1996-го он вновь сосредоточился на музыке и «выстрелил» двумя ценнейшими в своей творческой коллекции проектами – альбомом «Песни с окраины» и красивым акустическим концертом во МХАТе вечером 25 октября, когда у входа в театр ажиотаж наблюдался такой, будто в Москву наконец-то доехал Том Уэйтс. Эта ассоциация неслучайна. Во-первых, об Уэйтсе (который до сих пор в Россию не приезжал и не собирается) в те годы столичные меломаны мечтали, как никогда. Поэтому искали любые возможности услышать его «живьем», и наиболее доступный вариант нашелся, когда Том сподобился на гастроли в Польше. Помнится, в Варшаву на его концерт организовывали специальные туры (подобные тематические выезды тогда еще были в России новшеством). И Гарик туда тоже собирался. «Но не поехал, хотя уже билеты забронировал. Возможно, опасался разочарования. Я так много лет увлекался тем, чем занимается Уэйтс, что возникли сомнения: а увижу ли я то, что себе представляю? Не разрушу ли идеальный образ? Кроме того, я к этому времени почти «переболел» его творчеством. Несколькими годами раньше мне хотелось записать альбом уэйтсовских песен, а потом это желание стихло».
Однако именно после дуплета из «Боцмана и Бродяги» и «Песен с окраины» о Сукачеве как «русском Уэйтсе» заговорили в тусовке с той же убежденностью, с какой вещала об этом в Америке Кэтрин Пэри самому Гарику в конце 1980-х. На такое сравнение опиралось и большинство рецензентов. Скажем, популярный в ту пору глянцевый журнал «ОМ» комментировал «Песни с окраины» так: «В этом альбоме Гарик Сукачев окончательно нашел себя. Без всякой приблатненности русскому Тому Уэйтсу удалось передать специфическую атмосферу советских городских окраин: алкогольную романтику пивных ларьков, где «Беломор» курили, еще не смешивая его с гашишем. Настоящий русский шансон, в отличие от присвоившего это название коммерческого блатняка». По мне, в данном резюме есть некоторое позерство критика и недостаточная чуткость к прослушанному материалу. Возможно, отвлекали все те же «За окошком месяц май» (открывавшая пластинку) и «Витька Фомкин», поэтому незамеченной осталась куда более ценная вещь, чем «алкогольная романтика пивных ларьков» и взятый вообще из другой оперы «гашиш». В «Песнях с окраины» (и на мхатовском сольнике) Гарик максимально раскрыл свою лиричность. Он сочинил точную музыку для своей новой поэзии, местами перекликавшейся не только с есенинской, но и, скажем, с рубцовской. Вот пара строф из Николая Рубцова: «Ты не знаешь, как ночью по тропам/За спиною, куда ни пойду,/Чей-то злой, настигающий топот/Все мне слышится, словно в бреду./Но однажды я вспомню про клюкву,/Про любовь твою в сером краю/И пошлю вам чудесную куклу,/Как последнюю сказку свою». А это из самой нежной и образно емкой «окраинной» темы Горыныча «10 000 километров»: «Расплескался я чайком вокруг стакана,/ Стал вчерашнею газетной полосой./ Я – стоянка пять минут,/Рычаг стоп-крана./Я стал лесом, проводами да луной./ Между нами десять тысяч километров/Утр, перронов и деревень во тьме,/Но уж очень скоро в сереньком конверте/Я приеду и прижмусь к тебе».
Если к опытам «сукачевского клана» на новой «мхатовской» сцене относились по-разному, то выступление Горыныча в главном зале театра вызвало сплошь восторги. И впервые, кажется, части зрителей, даже в партере, пришлось слушать трехчасовую программу стоя. Сидячих мест не хватало, и зал, где привыкли давать «Трех сестер» или «Горе от ума», превратился почти в «Горбушку». Строгие мхатовские билетерши ничего тут поделать не могли. Да особо и не хотели. Сами стояли и слушали. Такие песни и им нравились.
«Тот концерт тоже был частью нашего «молодежного» участия в жизни МХАТа. Театру исполнялось сто лет. К этой дате приурочивались разные мероприятия, и Мишка предложил мне сделать такое выступление. Я согласился. Мне близка академическая театральная публика. К тому же для людей искусства основная сцена МХАТа значит многое. Тогда же все вспомнили и об известных «мхатовских понедельниках». Но кто в результате возобновил их? Два революционера – я и Мишка. Правда, наш концерт пришелся на пятницу, и я придумал название «мхатовские вечера». Потом под этой же эгидой состоялся творческий вечер Сергея Юрского, другие интересные акции».
Мхатовский концерт Гарика был выстроен как его бенефис с прологом, кульминацией и эпилогом в виде «Вальса «Москва», где рядом с сыном играл Иван Федорович Сукачев. «Я – сентиментальный человек, мне хотелось оставить для себя такой эпизод. Не помню точно, как я уговорил отца поучаствовать в этом вечере. Но он согласился, приезжал перед концертом на репетиции, где в основном молчал. Только исполнял свою партию. Потом я всегда сам отвозил его на машине домой, с его огромной тубой. Отец нас точно стеснялся. Он – человек совершенно из другого мира. А мои ребята-музыканты его очень любили».
«Мои ребята» – принципиальное словосочетание в этой реплике. Если отбросить формальности, можно сказать, что с выступления в Камергерском началась сольная карьера Сукачева, длящаяся по сей день. Групп он больше не создавал, хотя во всех его проектах задействовано много исполнителей. И во МХАТе осенью 1996-го с ним на сцене играла дюжина музыкантов. Большинство из них представляли бренд «Неприкасаемые», но вышедший вскоре двойной альбом с записью этого концерта обозначался, как сольник Гарика Сукачева. Таковыми считаются и почти всего его диски, изданные в
