Лагерь уже проснулся. Все посели кружками — пьют чай. Ольга и Надя помогают раненым, тем, что еще не могут вставать. Кроме сухарей к горячей воде с голубицей — ничего нет в запасах партизанского лазарета.
Доктор Малевский ворчит:
— Вот и выдерживай вас на диэте…
Но не унывают выздоравливающие.
Левка в одном кружке рассказывает партизанам про Америку… А они ему — про Россию… Про русскую революцию…
Какой-то шум в кустах. Все насторожились. — Но разговор — и из кустов с часовым из партизан, выздоравливающих— вынырнул весь отрепанный Солодкий.
— Я к товарищу Штерну! С пакетом… Где он?..
Ольга его отводит в сторону, расспрашивает, а потом садит пить чай. Солодкий отдыхает целый день. А под вечер опять — пошел… дальше.
Он должен найти Штерна: передать пакеты. Хотя бы для этого ему пришлось познакомиться с самим генералом О-ой… Он — передаст…
Солнце уходит за сопки. И вслед Солодкому тоскующе смотрят две пары глаз.
Ольга думает: «Вот бы улететь вместе с ним к Александру… Так изболело сердце… Так тяжело без него…»
Левка: «Эх, в Москву бы!.. В сердце революции… Скорее поправиться бы, да и…»
И кровянится тоска от заходящего солнца в их глазах…
Что-то они оба отвернулись быстро так… Неужели, кроме тоски в глазах, вдруг вспыхнуло еще что-то, что-то влажное… Неужели…
Может-быть…
А кругом синяя осень тайги и быстро надвигаются сумерки.
А там — ночь…
Он один.
Сейчас его никто не видит. Но если бы взглянуть — какой тоской дышит его совсем больное, усталое лицо… Ноги опухли. Нет, он не выдержит, надо скорее в город… «Да и что здесь? — Отрядов нет… Крестьянство сейчас — стихло, замерло… трепещет… Повстанчество подавлено. Надо передохнуть, набраться новых сил… А то так, пожалуй, и вправду совсем свалишься. А здесь, — хворать… Нет!.. Нет! — Ольга права… Вот только как с ней быть…»
Тоже и ему тяжело — ведь тоже человек…
Но крепко в руках карабин.
Плотно накрылся шинелью и близко прижался к дуплу, согретому костром. Завтра — еще один переход… к дяде Федору и… в город.
Засыпает.
А над ним тихо, неумолчно шумит тайга. Да кто-то неслышно крадется мимо.
Может быть, тигр…
Ночь.
5. Опять
И опять кто-то читает «Владиво-Ниппо». А там крупными буквами: на левой колонке по-русски: а на правой — по-японски:
…Партизаны разгромлены… Штерн пойман…
И кто-то опять улыбается.
Про себя.
Во Владивостоке.
6. Все идет нормально
Вечером на детской площадке Мальцевского оврага тьма.
Ветер развеивает черную пелерину Шамова, и он похож на огромную летучую мышь.
Скоро является Снегуровский. Потом Штерн.
Гуляя по площадке, они обсуждают текущую работу подпольщиков.
— Надо освободить Кушкова, — говорит Шамов, — и Сибирского.
— Хорошо, — говорит Штерн. — Организацию побегов мы поручим Ильицкому. Какие новости слышны из Сибири?
— Оттуда приехал один из товарищей, говорит, что сильно чувствуются эсэровское и меньшевистское влияния. Просит послать кого-нибудь навстречу советским войскам для подготовки переворота.
— Вот ты и поезжай, — предлагает Штерн Шамову, — больше сейчас некому.
— А здесь?
— Здесь мы как-нибудь справимся… Наляжем на связь с предприятиями и на организацию дружин…
— Ладно!
— Значит, едешь?
— Еду!
На следующий день, проводив Шамова на вокзал, Снегуровский возвращается домой.
Вдруг видит — навстречу ему идет Клодель, одетый в простой рабочий костюм.
Снегуровский, не желая встретиться с ним, сворачивает в переулок.
Но Клодель, кажется, его и не замечает.
Глава 27-ая
ИНКОГНИТО
1. Пока не поздно
— …Колчак уже давно на колесах… и в руках чехов. Он не популярен. Дни его правительства сочтены. Императорская Япония хочет иметь в своих руках все козыри в будущей грандиозной игре за овладение Сибирью.
Пауза. Острый взгляд через очки Мацудайры. Чуть улыбка.
— Кто знает… Может-быть, мы заложим новый фундамент новой русской истории — будем их новыми «варягами». — Они же привыкли к этому…
— Монархия?.. — Мацудайра сомнительно качнул головой.
— Да. А что?.. На этот пост найдется у них много дураков…
— Дураки найдутся… но…
— Удержатся ли — думается…
Пауза. Торжественно:
— Почти решено — Генро согласно послать армию в глубь Сибири, если понадобится… до Москвы!..
— Тогда?..
— Может-быть… да!
— Да? Если еще не поздно…
— Да!
Другой разговор там же:
— Вы будете в Иркутске подчинены полковнику Мацудайре.
— Слушаюсь, господин полковник! — и семь бритых затылков кивком головы и приседанием выражают свою полную готовность.
— Сегодня в ночь с экспрессом вы выедете в Иркутск. Там — вот адреса. Деньги — по этому чеку. Все. Можете идти.
Семь приседаний, улыбок и вышли.
Таро садится и углубляется в изучение стратегической карты Западной Сибири.
2. Камера № 113
Волчок. В из коридора в него посмотреть, видно стол у стены, кровать, скамейка. Еще видно — широкая спина и склоненная над столом кудрявая черная голова. Больше ничего.
Хлопнула створка волчка — закрылась.
Опять шаги по длинному каменному коридору тюрьмы и звон ключей.
Смена. Разговор.
А потом вечер и поверка.
Звон замков и грохот открываемых железных засовов дверей…
— Встать, смирна-а!
Арестант обернулся, встал — крупные черты черного лица, заросшего волосами, большие круглые очки в роговой оправе.
Захлопнулась дверь, засов, звон замка — и шаги по коридору к следующей камере.
— Откуда этот еврей? — на ходу новый начальник тюрьмы.
— Лейер?.. — говорит — из Западной Сибири… Коммерсант… Арестован по подозрению в большевизме. Ждут — кто-то должен приехать из Омска, опознать его… Есть подозрения — большой комиссар, большевик. Я у волчка ухо…
Все слышал обитатель камеры № 113 Иркутского Централа.
Ночь. Тихо в тюрьме.
В камере № 113 щелкнул волчок и белый пакетик на пол.
Опять тихо.
Арестант обернулся — увидел. Неслышно подошел.
…будь настороже. Но офицер, опознавший тебя, устранен: он не приедет в Иркутск. Берегись провокации. Жди — скоро Иркутск будет наш. 5-я Советская армия уже за Красноярском. Колчак под охраной чехов, читай — под арестом, —
