Кэт понимала, что Король то и дело советуется с Джокером по поводу своего ухаживания, и каждая такая карточка впивалась ей в сердце, как иголка. Она читала их и перечитывала, представляя, как Джокер слагал эти строки, думая о ней – и воображала, что каждое слово сказано от его имени.
Как это было больно, как горько – и сладко в то же время. Джокер пытался добиться ее расположения, но только от имени Короля.
– В доме пахнет, как в цветочной лавке, – пробормотала Кэт, вынимая письмо из только что доставленного букета.
– Прикажете поставить его с остальными, леди Кэтрин?
– Да, пожалуйста. Благодарю вас, Пингвин.
Дворецкий потащил букет вниз, в гостиную Маркизы, где им могла любоваться та единственная, кто дорожил этими цветами.
Кэт сломала восковую печать и развернула письмо. Как всегда, она надеялась, что в этом письме Король принесет ей свои извинения и признается, наконец, что ухаживание не оправдало его ожиданий, и он вынужден с ним покончить.
Нельзя было позволять себе так расслабляться.
Что ж, по крайней мере, это не было одно из тех писем, от которых она дрожала, слыша голос Джокера в каждой строке. Это письмо было целиком сочинено его величеством.
Моей драгоценной, дражайшей Дорогуше —
Ваши глазки – как спелые зеленые яблоки, посыпанные корицей. Ваша кожа блестит, как сливочная глазурь. Ваши губы – спелая малина. Ваши волосы – темный шоколад, растаявший в жаркий день на разводном мосту королевского замка. Вы пахнете лучше, чем утренняя свежеиспеченная булочка. Вы прекраснее именинного пирога. Вы слаще ванильного меда ванили и меда, смешанных вместе. С сахарной пудрой сверху.
Пламенно вас обожающий, с самыми горячими восторгами —
Подпись Короля и приписки были сделаны другим почерком. Так почти всегда было в присланных им письмах. Кэт представила Джокера с пером в руке и Короля, диктующего ему письмо. Шут склонился над столом, его коробит от изысканной прозы, но он вежливо помалкивает.
– Червонный Король
(Вообще-то, поблизости нет никаких других королей. Особенно таких, которые могли бы назвать Вас Дорогушей. По крайней мере, я надеюсь, что их нет!)
(Хи-хи-хи!)
P.S. Не пришлете ли мне еще пирожных?
Едва сдерживая тошноту, Кэт подошла к дивану и засунула письмо между страниц своей книги в надежде, что там оно и забудется, но тут из конверта выпало еще что-то – листок белого пергамента с красным сердцем на нем. Карточка напомнила ей о конфетти, которые она ловила в бальном зале… Кажется, с тех пор прошли столетия.
Дорогая леди Пинкертон,
Если его величество и можно в чем-то упрекнуть, причиной тому не его намерения, а лишь неспособность облечь свои чувства в слова. Однако Ваше очарование способно превратить даже лучших ораторов в бессвязно бормочущих глупцов. Умоляю Вас снисходительно отнестись к нашим жалким попыткам вознести хвалу той, чьи совершенства невозможно запечатлеть кроме как в поэзии океанских волн и пении отдаленного грома.
Смиренно припадаю к вашим ногам,
Ваш Шут
P.S. Не пришлете ли мне еще того печенья?
Кэт легко засмеялась, чувствуя, что согревается. Она сунула карточку в конверт и закрыла книгу, спрятав оба письма между страниц.
– Не собираешься ответить своему монарху?
Кэтрин чуть не выронила книгу, но это оказался всего лишь Чеширский Кот, устроившийся на подоконнике. Она медленно выдохнула.
– Обязательно подкрадываться исподтишка?
– Не льстите себе, леди Пинкертон. Я подкрадываюсь ко всем. – Задрав заднюю лапу, Кот бесстыдно принялся вылизываться, как обычно делают все коты.
Кэтрин со вздохом закатила глаза, снова уселась на диван и стала перелистывать страницы в поисках места, где читала.
– Нет, я не собираюсь отвечать на письмо своего монарха. Я пытаюсь охладить его пыл и не поддерживаю его намерений.
– И что же, этот метод оказался эффективным?
– Не слишком, но я полна решимости.
– Судя по всему, Король тоже. А что ты читаешь? – Над коленом Кэт всплыла широкая улыбка, следом проявился полосатый хвост и приподнял книгу так, чтобы Коту было видно название. – «Путешествия Легковера»? Никогда о таком не слышал.
Кэт захлопнула книгу, и Кот едва успел отдернуть хвост.
– Ты чего-нибудь хочешь, Чеширчик?
– Пожалуй, я не отказался бы от чашечки чая. Не забудь, мне со сливками. Сливок побольше, а чай вовсе не нужен. Спасибо.
Снова вздохнув, Кэт отложила книгу и поплелась на кухню. Там ее уже дожидался Чеширский Кот. Он громко замурлыкал, когда она достала из ящика с колотым льдом бутылку сливок.
– Как продвигается королевское ухаживание?
– Тянется и тянется. Он дарит мне подарки, а я отдаю их матушке.
– Как романтично! – Взяв двумя лапами блюдце сливок, Кот поднял его и осушил залпом.
Опираясь руками на кухонный стол, Кэтрин смотрела, как он облизывает усы.
– Мне не нужна романтика, – заявила она и добавила, понизив голос, – по крайней мере, от Короля.
– О да, я наслышан о других вариантах, хотя и не ожидал, что ты позволишь так себя очаровать.
Кэт окаменела.
– Что ты имеешь в виду?
– Вчера сэр Зай Ятс угостил меня чудесной чашечкой молока. Он, конечно, Заяц, да еще и полоумный, как все зайцы в марте… Но он помнит прелестную девушку на последнем чаепитии у Шляп Ника, которую пригласил туда не кто иной, как придворный шут. Поверишь ли, у нее при себе оказалось самое вкусное розовое печенье, какое он в жизни пробовал. А теперь внимание, вопрос: кого это, интересно, он имел в виду?
Кэт хотела все отрицать, но в следующую секунду поняла, что это бесполезно. Чеширский Кот, отъявленный сплетник, получал слухи из самых надежных источников.
– Не говори никому, умоляю!
Кот поковырял в зубах когтем.
– Кому я могу сказать?
– Да кому угодно. Но я умоляю тебя этого не делать. Пожалуйста, Чеширчик! Моих родителей…
– …это убило бы, да и Короля тоже. Шут, скорее всего, лишится места, а ты – репутации, а заодно распрощаешься с надеждой на достойный брак.
– Мне дела нет до моей репутации, но я совсем не хочу сделать больно родителям или Королю, или… или Джокеру.
– Тебе должно быть дело до своей репутации. Сама знаешь, каковы люди. Какими бы вкусными не были твои десерты, но ни один лорд и ни одна леди не станут покупать их в кондитерской у безнравственной девицы.
Кэт сжалась.
– Чеширчик, прошу тебя…
– Не смотри на меня жалостными щенячьими глазами. Ты ведь знаешь, я терпеть не могу щенков. Конечно, я никому ничего не скажу, хотя не могу поручиться за остальных гостей на той вечеринке. Я просто зашел убедиться, что ты цела и невредима.
– А про Бармаглота Зай Ятс тоже тебе рассказал?
– Да, милая. И о самопожертвовании храброго Льва, этого достойнейшего из кошачьих.
Кэт закрыла глаза – ее пронзало горе каждый раз, когда она вспоминала последние мгновения Льва. Его непреклонность, его грозный рык. Его золотистую шкуру, когда он встал между ней и чудовищем.
– Бармаглота
