Кэтрин покачала головой.
– Если все они ведут к одному, тогда как мы можем этого избежать?
Тилли захихикала.
– Время не может пойти за тобой туда, значит, не сможет и пойти за тобой обратно. Говоря еще проще, не входи в дверь.
Все Три Сестрички принялись хохотать пронзительно и визгливо. Кэт их смех показался отвратительным.
– Отлично, мы не станем входить ни в какие двери, – заговорил Шляп Ник. – Нам можно идти?
– Терпение, терпение, – сказала Элси.
– Не теряйте головы, – сказала Тилли.
Они переглянулись и захихикали.
– Мы рисовали и твою прабабушку, давно-давно, – сказала Элси-Енот, двигаясь ближе к пышной юбке Кэтрин. – Первую Фальшивую Черепашью Маркизу. Хочешь ее увидеть?
– Ты хотела сказать, Маркизу Черепашьей Бухты, – поправила Кэт, и помотала головой. Но все равно пошла за Лэйси и увидела на рисунке красивую девушку в окружении черепах и омаров. Ее пра-пра-пра… прабабушка, очень похожая на свой портрет, который висел в библиотеке ее отца.
Сколько же лет этим девочкам? Сколько времени они уже здесь, рисуют будущее на букву «У»?
– У нас еще есть минутка, – сказала Тилли. Сестры подошли к ней ближе, втроем окружили Кэт и смотрели на нее. – Пожалуйста, расскажи нам историю.
Кэт растерялась.
– Из меня плохая рассказчица. Я не умею так хорошо рассказывать как мой папа или бабушка, или… простите меня. Вам не понравится.
– Тогда мы тебе расскажем, – ответила Тилли.
Элси сделала реверанс.
– Подарок, который ты возьмешь с собой в Зазеркалье.
– Другая правда, которую мы видели, – прибавила Лэйси.
И она начали читать считалочку, подвывая, как три куклы-марионетки.
Питер Питер жениться решил,Женой обзавелся, а дом не купил.В тыкву жену поселил он тогда:Очень удобно – и дом, и еда.Питер Питер зверька приютил,Но прокормить его не было сил.Милашку-служанку позвал он в свой дом —Не знает никто, что с ней сталось потом.Когда девочки закончили, Кэт и Джокер вежливо похлопали им, но Кэт стихи встревожили. Она никогда раньше не слышала этой считалки, и от одного воспоминания о сэре Питере ее замутило.
Кэт посмотрела на Шляп Ника, который продолжал то крутить в руках цилиндр, то прижимать его к груди. Он постукивал по полям шляпы пальцами, не в силах скрыть нетерпение. Интересно, подумала Кэт, всегда ли так бывает, когда он хочет перейти на другую сторону Зеркала. Мог бы потратить еще пять минут, чтобы посмотреть их рисунки, послушать истории и похвалить – немного подыграть девочкам и подладиться под них, как он умеет.
Сейчас он и не пытался подлаживаться, но Кэт начинала его понимать. Довольно трудно проявлять любезность, когда больше всего хочется убежать подальше.
– Вы уверены, что хотите идти? – спросила Тилли-Сова, склоняя голову набок. Кэт все еще ждала, что на масках появится хоть какое-то выражение – веселье или грусть, но они не выражали ничего, кроме безразличия.
– Или, может, вы хотели бы поиграть? – спросила Лисичка.
– Мы можем угостить вас теплой патокой, – добавил Енот.
Джокер покачал головой.
– Мы должны идти. Но благодарим за… за стихи и за то, что показали нам рисунки.
– Прекрасно. – Судя по голосу. Енот был огорчен тем, что от его гостеприимства отказались. – Тогда мы откроем лабиринт. Вам лучше идти направо. Право всегда право. Кроме тех случаев, конечно, когда право лево.
– Ты помнишь дорогу, Ник? – спросила Сова.
Шляп Ник любезно поклонился ей.
– Как дорогу в собственную шляпную лавку, Тилли.
Тилли покрутила головой – точь-в-точь, настоящая сова с огромными круглыми глазами.
– Твоя лавка, – сказала она без выражения, – на колесах.
– Не потеряйся, Шляп Ник, – предостерегла Лэйси-Лисичка.
– Не потеряй себя, Ник, – добавила Элси из-за своей маски Енота.
– Или кого-то еще, – прибавила Тилли с загадочным смешком. – Хочешь, нарисуем тебе карту лабиринта, пока ты не ушел?
Шляп Ник покачал головой.
– Я знаю дорогу.
Девочки кивнули и снова заговорили в один голос.
– Тогда прощай. До скорого. Добрый вечер. УБИТЬ придется одному. УБИТЫЙ головы лишится. Та будет УПРАВЛЯТЬ страной, а тот с УМОМ навек простится.
Кэт в ужасе зажмурилась, кровь в жилах заледенела. Хотелось поскорей убежать от них. Ей внезапно так же отчаянно захотелось унести отсюда ноги, как еще недавно хотелось сюда попасть. Нащупав руку Джокера, она пожала ее и с облегчением ощутила ответное пожатие.
Потом Кэт услышала звяканье трех шутовских бубенцов. Удивленная, она открыла глаза, но девочек уже не было. На поляне стояла тишина. Ни ветерка, ни дуновения.
Стена с рисунками тоже исчезла, открыв вход в зеленый лабиринт со стенами из живых изгородей, в три раза выше Кэт.
Шляп Ник устало вздохнул.
– Спасибо, дорогуши. – В его голосе слышалась неподдельная благодарность и облегчение, как если бы он каждый раз не был уверен, откроют ему путь или будут терзать вечно. К входу в лабиринт он подходил совсем не таким упругим и бодрым шагом, как раньше. А когда поравнялся с Кэтрин, она услышала, что он бормочет себе под нос: «Если я все-таки спячу, мы все знаем, кого в этом винить».
Кэт рада была бы улыбнуться, но нервы у нее все еще были на пределе. Она пошла следом за Шляп Ником и, решив, что нехорошо быть невежливой, прошептала, обернувшись к пустой поляне: «Большое спасибо».
Она уже миновала первую стену, когда еле слышный шепот трех детских жутковатых голосов коснулся ее ушей.
– Не стоит благодарности, – расслышала Кэт, – Ваше Величество.
Глава 44
Стены лабиринта были образованы переплетенными сухими ветвями и буйно разросшимися листьями лавра, лишь кое-где проглядывала древняя каменная кладка. В первый момент Кэтрин почувствовала себя беспомощной и растерянно смотрела на уходящие в бесконечность аллеи. Лабиринт расходился во все стороны, насколько хватало глаз. Дорожки были выстланы мягко пружинящей под ногами, влажной от росы травой с мелкими белыми цветочками.
– Однако, – сказал Джокер, откашлявшись, и это был первый звук, нарушивший неловкое молчание, наступившее после расставания с Сестрами, – все было не совсем так, как в первый раз, когда ты привел нас к Сестрам.
– Разве нет? А я проходил тут уже столько раз, что они стали казаться мне одинаковыми, – усмехнулся Шляп Ник и начал расстегивать пальто. – Какую цену они запросили тогда?
– Ворон подарил им цитату из классической шахматианской поэмы, – ответил Джокер, – а я расплатился зернышком лимона.
Кэтрин замерла, вспомнив лимонное дерево, выросшее в изголовье ее кровати.
Джокер, неверно истолковав ее удивление, беспечно улыбнулся.
– Я в тот день пил чай с лимоном – зернышко застряло у меня в зубах. Я выковыривал его все утро, но стоило Сестрам о нем спросить, как оно мгновенно выскочило. Я был рад от него избавиться.
Кэт все еще раздумывала над лимонным семечком и сном, не понимая, могло ли это быть совпадением, как вдруг почувствовала у себя на плечах что-то тяжелое и теплое. Она провела рукой по шее, опустила глаза. Пальто было безупречно, нигде ни пылинки, ни ниточки.
Она повернулась к Шляп Нику.
– Что вы, зачем?
– Нам предстоит долгий и довольно сырой путь, леди Пинкертон. Мне не хотелось бы, чтобы вы
