квартира, невзирая на запущенность, была просторной и запутанной.
– Вам не по себе, молодой человек, – проницательно заметил «маэстро», изучив выражение лица Вадима. – Не иначе, вы боитесь?
– У меня есть право на страх, – отшутился Вадим. – Простите, слишком много неприятностей свалилось в последнее время.
– Я вижу, – с задумчивой улыбкой изрек Комиссаров. – У вас не лицо, а непаханое поле для психолога. Вы слишком часто думаете о том, верной ли вы тропой идете. А ведь не столь важно, как далеко вы продвинулись по неправильному пути, – гипнотизер хитро прищурился. – Возвращайтесь, молодой человек, еще не поздно.
– Поздно, профессор, – вздохнул Вадим. – Да и не хочется уже.
– Ну что ж, – кивнул Комиссаров. – В таком случае будем считать нашу встречу не ошибкой, а исходными данными. Вам не стоит присутствовать при моей работе с клиенткой… прошу не спорить, данное условие непререкаемо. Поэтому давайте – четко, лаконично, по-военному – суть проблемы, действующие лица. Учтите, если я согласился на добровольных, так сказать… гм, то есть бесплатных условиях поспособствовать парню, которого собираюсь принять на работу, то это отнюдь не из альтруистских побуждений. Самое большое, на что вы можете рассчитывать – это на мое любопытство. В следующий раз придете за нескромные деньги. Живенько обрисуйте и полезайте в долгий ящик, шучу, конечно, будете ждать нас с клиенткой в этой комнате – здесь удобное, хотя и немного расшатанное кресло.
Он описал, как мог, «исходные данные» – осень сорок пятого, деревенька Зандерс в местечке Аккерхау, молодой лейтенант Белоярский Семен Борисович, коему Мария Викторовна приходится родной внучкой. Неужели он действительно верит в эту ненаучную фантастику?
– Скажите, профессор, только поймите меня правильно… – он замешкался. – Вы уверены, что должно получиться?
– А как же, – тихо рассмеялся Комиссаров. – Как говорится, сколько людей, столько и самомнений, молодой человек. А если откровенно, – он перестал смеяться, – всегда есть место сомнению и неудачам. Получиться – должно, но получится ли? Вы видите во мне ловкого мошенника, ну что ж, ваше право, – Вадим молчал. – Ваша реакция понятна и заслуживает уважения, – Комиссаров сменил тон на вкрадчивый. – Хотите, верьте, хотите нет, молодой человек, но я по молодости лет был способным учеником врача Бориса Богомыслова, по крайней мере, уважаемый мэтр не раз в этом признавался. Мир загадочен, я бы даже сказал, предельно загадочен. Парапсихология, медитативные состояния, лично я стараюсь избегать подобных понятий, а руководствоваться исключительно фактами и собственным опытом. Переселение испытуемого в личность, связанную с ним генетически, увы, факт непреложный. Человек отключается от эпохи, которую он покинул. Уже логично предположить, что сознание его подключается к тому времени, в которое он приходит. Подтвердить это предположение может только одно: испытуемый в состоянии транса должен сообщить нечто такое, что не может ему быть известно в состоянии вне гипноза. И ведь сообщают же… – гипнотизер самодовольно улыбнулся. – Объяснения нет, имеется только опыт.
– Скажите, а информация получается… только из прошлого?
– Ну вот, вам уже интересно, молодой человек. Спешу обрадовать, информацию можно получать, откуда угодно. В 1985 году мой учитель поместил испытуемого в гипноз, но не стал менять его личность, оставил тем, кем он есть – студентом технического вуза. Он перенес его в будущее – в 2000 год. И тот легко и просто отвечал на вопросы из будущего. О том, что проживает он нынче в городе Калининграде, хотя и проживал пятнадцать лет назад в Москве, о том, что отец скончался в девяносто третьем, описал двух своих очаровательных детишек, назвал их имена, даты рождения, род своей деятельности. По окончании опыта он ничего об этом, разумеется, не помнил. Однако достоверность информации, кою студент получал из будущего, по прошествии времен самым чудодейственным образом подтвердилась. Итак, наберитесь терпения, молодой человек. Можете поспать, если хотите. И ради всего святого, не вмешивайтесь в мою работу…
Но он не мог не вмешиваться. В наглухо зашторенной комнате ощущался сильный сквозняк. Подмигивал ночник над продавленным креслом. В квартире за закрытыми дверьми царила полная тишина. Текли минуты. Он вертелся, как на иголках, размышлял о нелепостях подлунного мира. Имеет ли невероятное очевидное объяснение? Поднялся, поскрипывая половицами, на ощупь добрался до кухни, где вряд ли в обозримом прошлом что-то готовили, попил из ладошек хлористой водички – искать посуду не было ни желания, ни света. На цыпочках вернулся к креслу, еще посидел, поднялся, отправился исследовать квартиру на предмет непознанного. Прошел в смежную комнату, надышался пылью, яростно тер нос, чтобы не чихнуть. Подкрался к комнате, за которой происходило «таинство», потрогал дверь – добротное дерево, закрывается без зазора, гасит звуки. Робея, как пятиклассник, собравшийся стырить классный журнал, он потянул дверную ручку – на миллиметр, еще на один. Всунул нос в густой, как вата, полумрак. В этой комнате не горел даже ночник. Из угла, где очерчивались контуры тахты, доносилось приглушенное бормотание. Тень склонилась над лежащей девушкой. Она о чем-то повествовала – хрипло, как-то придушенно, проглатывая слова и целые фразы. Вадим не слышал ничего: звуки расползались по пыльному пространству. Он сделал дверь пошире, втиснулся в невероятно узкую, но очень длинную комнату, вытянул шею. Стал подкрадываться. Голос девушки делался резче, отчетливее.
– От полка уцелело не больше двухсот человек… Из живых сформировали роту автоматчиков, которую влили в состав 116-й стрелковой дивизии… Там мы все и познакомились – не так уж много офицеров выжило…
Речь Марии вдруг прервалась, она сипло задышала – видимо, впилась ногтями в диванную набивку: заныли ржавые пружины. Скрипнул стул под сидящим человеком. Он вскинул голову, рассерженно зашипел:
– Послушайте, вы, русского языка не понимающий, уходите, я же говорил, вам не стоит здесь находиться…
Вадим уперся в буквально осязаемую, хотя и невидимую преграду. В горле перехватило, он попятился.
– Простите, маэстро, ради Бога простите…
Он снова сидел в кресле, обливаясь потом. Испарина долго не могла просохнуть. Щеки горели от стыда. Он слышал, как Мария произнесла нецензурное слово, прежде чем он закрыл дверь. Мария ли его произнесла? Или Семен Борисович Белоярский, молодой офицер победоносной Советской армии?..
Похоже, он уснул – во всяком случае воцарение над душой профессора Комиссарова состоялось внезапно и только поддало темпа процессу саморазрушения.
– Вот так-то лучше, молодой человек, – проворчало светило. – Несколько минут сна еще никому не вредили.
– Не сплю пока, – машинально отозвался Вадим, вытрясая артобстрел из головы.
– Но уже храпите, – усмехнулся Комиссаров. Он уселся в соседнее кресло, запрокинул голову. В мареве тусклого света его лицо сделалось совсем одрябшим, одутловатым, под глазами набухли безобразные мешки. Несколько минут он сидел неподвижно, наслаждаясь покоем.
– Как Мария? – тихо спросил Вадим.
– В норме, – кивнул профессор. – Она уснула. Пусть немного поспит, не будем ее беспокоить. Девушка устала.
– Вы тоже плохо выглядите, – заметил Вадим. – Вы что там, своими экзерсисами случайно вызвали Дьявола?
Профессор усмехнулся.
– Обошлось. В своих, как вы выразились, экзерсисах я никогда не практикую латынь. По той простой причине, что забыл ее еще в мединституте. А без латыни Дьявол невозможен…
«Как святой Владимир без креста, – подумал Вадим. – И Киев без Подола».
– И что вам удалось вытянуть из бедной девушки, профессор? Как насчет темного прошлого, которое имеется у всякого светлого будущего?
– Способности человека безграничны, – патетично развел руками Комиссаров. – В отличие от его возможностей. Шутка, – пояснил он, увидев, что Вадим беспокойно шевельнулся. – Беседа с господином Белоярским, упокой Господь его заслуженную душу, будем считать, состоялась. Вы готовы внимательно слушать, молодой человек? Могу добавить к потраченному на вас времени еще полчаса.
