Южный фас Львовского выступа занимала 12-я армия, основным противником которой была армия фашистской Венгрии, две механизированных и одна кавалерийская бригады. По соотношению сил даже не смешно, и отступать перед венграми Жуков ни в коем случае не собирался. Правда, венгерские части в бой пока не вступали и чего-то выжидали. Генерал армии Жуков не знал, что в прошлом варианте истории Венгрия вступила в войну только 26 июня 1941 года.
Еще южнее пока что притихших венгров, часть 11-й армии попробовала начать наступление на Каменец Подольский. Дело там шло ни шатко, ни валко. Недостроенные приграничные УРы, насыщенные пехотой и поддержанные артиллерией, пока держались, и была надежда, что они будут держаться и дальше, если, конечно, враг не перебросит туда значительные резервы.
Одним словом, в отличие от немцев, у советской стороны даже на этом вспомогательном направлении пока все шло по плану, и у генерала армии Жукова с каждой минутой крепла уверенность в скорой и окончательной победе.
22 июня 1941 года, 07:15. Третий рейх, Берлин, борт Ту-95МС, высота 10 500 метровПолковник Илья Павлович Мазурук
Вокруг и над нами пронзительно ясное небо. На этой высоте оно даже не голубое, а темно-синее. Видимость миллион на миллион, под серебристым крылом с красной звездой ни облачка, и земля под нами видна, как на детальном тактическом макете. Оглушительно ревут четыре исполинских мотора НК-12МП, вращающих огромные соосные винты диаметром пять с половиной метров. Каждый такой двигатель имеет мощность, сопоставимую с суммарной мощностью всех двигателей трех не модернизированных бомбардировщиков ТБ-7. Именно эта запредельная мощность и делает двигатели «Медведей» – такое прозвище, как мне объяснили, дали этим самолетам в будущем иностранные специалисты – слишком шумными. Говорят, что при пролете над морем шум этих двигателей способны засечь даже гидроакустики подводных лодок.
Франкфурт-на-Одере остался позади по левому борту, и лежащий прямо по курсу огромный город на берегах Шпрее кажется мне каким-то серым инородным наростом на теле матери-земли. Именно тут вынашивались агрессивные замыслы, нацеленные на уничтожение нашей Родины и всего мира, именно тут находится эпицентр мирового зла. До центра Берлина осталось около пяти минут лету.
Справа и слева от моей машины, словно привязанные, застыли на боевом курсе самолеты Ту-95 нашей группы. В их бомболюках находятся управляемые бомбы самых разных калибров и типов: объемно-детонирующие, бетонобойные, зажигательные и фугасные.
Здесь, на высоте десяти с половиной километров, мы чувствуем себя в полной безопасности. Немецкие зенитные пушки калибра восемьдесят восемь миллиметров способны добить сюда только неприцельно на пределе досягаемости по высоте, а для истребителей «Мессершмитт-109» модификаций «E» и «D» эта высота является почти предельной. Они здесь вроде сонных мух, и не способны перехватить бомбардировщики, идущие к цели со скоростью семьсот километров в час.
Сегодня мы станем для берлинцев кем-то вроде всадников апокалипсиса. Ведь нельзя же так – война началась, а жители вражеской столицы все еще мирно спят, как будто это самое обычное воскресное утро. А ведь Геббельс уже трижды прокукарекал, возвестив о том, что Третий рейх начал против СССР превентивную войну. Те из берлинцев, кто уже не спит, должны наблюдать в небе удивительное зрелище: две дюжины надвигающихся с востока тяжелых самолетов, расчерчивающих безоблачное небо белыми инверсионными следами. Сегодня Германия, да и весь мир узнают – какой сокрушающей мощи удары способны наносить советские ВВС в случае необходимости.
Ведущий головной самолет полковник Александр Голованов дает сигнал, и строй распадается, расходится в стороны веером, при этом каждая машина идет на свою цель. К уничтожению приговорены здания рейхстага, рейхсканцелярии, министерства авиации, Центрального телеграфа, штаб-квартиры абвера, СД, гестапо, министерство пропаганды, министерство иностранных дел, а также комплекс зданий ОКВ в Цоссене. Для атаки последней цели было предназначено шесть самолетов, пять из которых несут девятитонные фугасные бомбы для уничтожения особо защищенных объектов, а шестой – авиационную объемно-детонирующую бомбу повышенной мощности, как говорят потомки – «папу всех бомб».
Такой же «папа» в гордом одиночестве висит и в бомболюке нашего бомбардировщика. Цель этой супербомбы мощностью сорок четыре тонны в тротиловом эквиваленте и радиусом сплошного поражения в триста метров – Новая Рейхсканцелярия и окружающие ее германские правительственные здания.
До момента сброса осталось меньше минуты, электромоторы с визгом и скрежетом открывают створки бомболюка. Теперь все внимание на цель. Убираю руки от штурвала – самолет ведет автоматическая система управления бомбометанием, которую потомки называют компьютерной. Внизу пока тихо, не обнаружено ни вспышек огня зенитных батарей, ни взлетающих по тревоге истребителей ПВО. Полтора года назад в небе над Хельсинки было гораздо сложнее. Пошел обратный отсчет. Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… – сброс!
Самолет вздрагивает и, облегченный, резко лезет вверх. Закладываю глубокий левый вираж, одновременно одним глазом кося влево и вниз. Бомба будет падать по рассчитанной для нее траектории еще три минуты, и уже никакая сила в мире не сможет остановить ее полет.
Но первой свой удар нанесла группа самолетов, предназначенная для бомбежки Цоссена. Примерно в тридцати километрах южнее нас сверкнула яркая вспышка, и в воздух поднялись столбы то ли дыма, то ли цементной пыли. А потом по Берлину прокатилась волна ослепительных вспышек, превращающихся в исполинские огненные шары. По городу заметались перехлестывающиеся между собой, видимые даже невооруженным глазом ударные волны взрывов. Воистину ужасное зрелище, и я не завидую сейчас тем, кто попал под этот огненный каток. Но не мы начали эту войну и не мы установили ее людоедские правила. Пусть за все расплачиваются те, кто привел Гитлера к власти, вскидывал руки в нацистском приветствии и маршировал во время факельных шествий, надрывая глотки в воплях «Хайль Гитлер!», приветствуя ревом людоедские речи своего фюрера. Дело сделано, и мы ложимся на обратный курс.
Час спустя. Третий рейх, БерлинВнезапный и уничтожающий воздушный удар, нанесенный по столице Третьего рейха всего через три часа после начала войны с Советами, превратил нацистское государство в некое подобие обезглавленной курицы. Во время первого налета в Цоссене погибли Кейтель и Гальдер вместе с большим количеством штабных офицеров. Если в подземных лабиринтах штабного комплекса и остались еще выжившие, то добраться до них спасателям было невозможно из-за завалов – груд глыб расколотого бетона, перемешанного с искореженной и перекрученной арматурой. На месте того, что совсем недавно было комплексом зданий в Цоссене, сейчас зияли пять перекрывающих друг друга огромных воронок, каждая тридцать-сорок метров глубиной и треть километра в диаметре. На дне этих воронок что-то продолжало чадно гореть, и оттуда тянуло удушливым дымом и паленым человеческим мясом.
Последовавший за ударом фугасок взрыв сверхмощного ОДАБа стер с лица земли все живое на поверхности. Одноименный городок рядом со штабным комплексом превратился в руины. В окнах зданий, расположенных на расстоянии нескольких километров от эпицентра взрыва, были выбиты стекла, сорваны крыши, а из-за сотрясения от мощных подземных взрывов пошли трещинами фундаменты
