Тех, кто не поддался на агитацию комиссаров, Советы приговорили к каторге. Правда, в Сибирь нас не погнали, а заставили трудиться, объявив нам, что мы теперь не пленные, а арестанты. А потому должны работать, ибо, как написано в Библии, кто не работает – тот не ест.
Строили мы под Смоленском большой аэродром, железную дорогу и еще что-то, совершенно для нас непонятное. А кто не хотел работать или плохо трудился, лишали пайка. Поэтому желающих отказываться от работы было мало.
И вот однажды, в июне, случилось нечто. Нас всех неожиданно собрали, погрузили в эшелоны и отправили… Мы и сами не знали, куда отправили. Выдали нам зимнюю одежду, и кто-то из тех, кто оставался, тайком шепнул нам, что началась-таки война между русскими и германцами. Дескать, русские теперь в союзе с британцами и нас решено отправить всех в Англию. Знали бы мы тогда, куда едем! Думаю, что половина из нас наверняка бы осталась в этом смоленском лагере. Лучше махать целый день лопатой, чем увидеть такое!
В общем, оказались мы в Польше. Только не в 1941 году, а в 2018-м! Не знаю, как это у русских получилось, но они смогли построить машину времени. Совсем как у английского писателя Герберта Уэллса. Этот Сталин точно знается с самим Сатаной, если сумел договориться с русским вождем, который правит в XXI веке.
Узнали мы об этом в Бресте, который, оказывается, теперь находится на границе Польши и… Белоруссии. Нам сказали, что Советы в конце ХХ века распались на несколько государств. И теперь Белоруссия и Украина сами по себе, а Россия – сама по себе. Это, конечно, хорошо, только почему Польша не нападет на бывшие Восточные кресы и не подчинит наших бывших холопов?
А в самой Польше нас встретили плохо, просто отвратительно. Наши эшелоны загнали в тупик на станции Бяла-Подляска и поставили вокруг стражу, словно мы жулики какие, а не польские офицеры. Охраняли нас жолнежи, которые по внешности и языку были вроде и поляками, а вели себя черт знает как. Узнав, что мы пленные из лагеря под Катынью, они рассмеялись нам в лицо, сказав, что те, польские офицеры из Катыни, давным-давно расстреляны русскими людоедами. Сейчас на месте лагеря построен мемориал, в котором приезжающие в Россию поляки молятся, поминая души замученных там офицеров. То есть нас, что ли?!
Правда, один капрал вспомнил, что вроде позавчера русский тележурналист сообщил в вечерней передаче о том, что изобретена машина времени и русские каким-то образом сумели проникнуть в 1941 год, где вместе со Сталиным воюют против германцев. А русский лидер Путин выступил с заявлением, сказав, что он будет помогать Советам.
Тогда охранявшие нас жолнежи перестали смеяться и стали расспрашивать нас о том, как мы уцелели в сталинском аду.
– Вас, панове, небось, целыми днями избивали, а по воскресеньям расстреливали? – спросил один жолнеж. – Я помню, как об этом писали в наших газетах.
На этот раз пришлось расхохотаться мне. Не было такого. Конечно, жизнь в лагере не сахар, но нас никто не бил и не расстреливал. За все время, пока я там был, умерло несколько человек от болезней, один попал под машину на строительстве аэродрома, и еще один повесился в бараке от тоски по своей молодой жене. А больше ничего такого не было.
Я сказал об этом жолнежам. Те замялись.
– Но ведь в газетах об этом писали и по телевизору показывали, – сказал капрал. – Ведь все об этом знают…
– А кто лучше знает, как оно было, – ответил я, – тот, кто не видел всего этого, но писал в газете, что так оно и было, или я, который все видел собственными глазами?
Потом мы стали говорить с жолнежами об их жизни в XXI веке. Вот тут было чему удивиться. Оказывается, Польша была в числе победителей Гитлера, и за это ей дали взамен потерянных Восточных кресов новые территории на Западе. Теперь наше Поморье, Гданьск, часть Пруссии и граница с германцами проходит по Одре и Нисе. Но капрал сказал, что за это русские держали в неволе Польшу без малого целых пятьдесят лет. Потом Советы распались на части, а Польша стала свободной. Но жить в ней почему-то стало хуже.
– Нет, пан хорунжий, – убеждал меня капрал Войцех Хмелевский, – мы свободные теперь. Хочешь – поезжай в Америку, хочешь – в Германию, хочешь – в Англию. Если повезет, можно устроиться там на работу.
– А что, в Польше работы не хватает? – поинтересовался я.
– Да есть такое дело, – смущенно сказал капрал. – Молодому у нас трудно найти работу. Говорят, каждый четвертый, кому стукнуло двадцать, не может найти работу. Да еще эти украинцы, пся крев, у нас работу отбирают.
– Это как? – удивился я. – Вы их у себя на работу берете, а сами бездельничаете?
– Да нет, пан хорунжий, – капрал пожал плечами. – Просто надо же кому-то грязную работу делать, нужники чистить, в садах и на полях трудиться. А девки их, – тут капрал смущенно хихикнул, – у нас пенензы одним местом зарабатывают. Берут дешево, можно сказать, почти даром…
– Тьфу, молокосос, – плюнул я с досады, – ты ружье еще как следует в руках держать не научился, а уже о курвах думаешь. Хвала господу, воевать вам не с кем.
– Наши воевали, – обиженно сказал капрал, – вон, их американцы в Ирак и Афганистан посылали. Кое-кого из них там даже убило. А некоторые нанялись воевать в Украине. Там Донбасс против Киева воюет. Ну, а наши сражаются за Киев, убивают сепаратистов донецких. Говорят, им хорошо платят.
– Угу, – поддакнул жолнеж, стоявший рядом с капралом и внимательно слушавший нашу беседу. – Только эти поганцы из Брюсселя нам пытаются негров и арабов всучить. Слышал, наверное, что из Германии в Польшу собираются сплавить тысяч сто беженцев? Вот тогда будет у нас веселая жизнь!
– А что это за беженцы такие? – поинтересовался я. – Откуда они бегут?
– Пан хорунжий, – ответил мне капрал, – это дело давнее и паскудное. В Ираке, Сирии и других арабских странах давно уже идет война. Головы там режут почем зря. Ну, и народ бежит от этих головорезов, да не куда-нибудь, а прямиком в Европу. И что самое плохое, работать эти беженцы не желают, а жратву требуют. А от безделья баб местных насилуют и мужиков грабят. И ничего с ними не сделать, ударишь такого беженца – тебя по судам затаскают. В Германии они прямо на улицах бабам подолы задирают. А немцы видят, да морды отворачивают.
– Ну, а в Польше-то как? – спросил я. – Надеюсь, вы, хлопцы, не забыли, что вы не немцы, а поляки?
– Не, у нас пока все тихо, – ответил капрал. – Но это оттого, что этих беженцев у нас пока мало. А как будет много, они так же будут паскудничать. Но мы им дадим укорот, – и капрал выразительно провел ребром ладони по горлу.
Много чего я в этот день услышал. И о шествиях содомитов, и о сатанистах, которые открыто устраивают свои шабаши, и о том, как мужики женятся на мужиках, а бабы выходят замуж за баб.
Нет, наверное, зря нас в этот мир будущего прислали. Лучше бы мы в лагере остались. Русские не стали бы нас расстреливать. Может, зря я не вступил в новую польскую армию?
27 июня 1941 года, утро. Мурманск, межвременной погранпереход «Полярный»Шел пятый день войны. Где-то далеко гремели бои грандиозного приграничного сражения. Клейст, Гудериан, Гот и Гепнер каждый день словно бешеные собаки кидались на ушедшие в глубокую оборону войска Красной Армии и либо обессилено откатывались назад, либо ценой огромных потерь продвигались еще на несколько километров вперед и снова останавливались
