– Защитник? – В голосе мага послышалось неверие, но ответа он не получил. Алерайо бросился к серебряным когтям, разбросанным на мраморном полу, подхватил один из них и поднялся в воздух. Крик орла сменился криком Силиуса – он увидел, как магия восстает против него.
Алерайо растворился в ярком свете, заполнившем зал храма. Внутри священного места словно родилось новое солнце, и свет вырвался наружу, освещая все озеро и лес. Адалин закрыла глаза и пригнулась как можно ниже, боясь, что ее ослепит. Сейчас она чувствовала себя беспомощной; ее силы иссякли, как и желание бороться.
Зал огласил животный крик, который больше не походил на орлиный. Это был рев чудовища, расправившего свои крылья в ослабевающем сиянии, – тело птицы теперь занимало едва ли не половину зала. Алерайо одним взмахом огромных крыльев разрушил ритуальную чашу – ее осколки посыпались на Агату, и Ада закрыла мертвую лжепринцессу собой. Гигантский орел потянул свой клюв к Силиусу.
Силиус защищался, как мог, но существо не подчинялось его силе. Перед разъяренным защитником маг оказался просто человеком – именно тогда, когда мнил себя выше других. Алерайо, издав громоподобный крик, придавил рыцаря когтями к мраморному полу и одним рывком разорвал его на две части.
Стены храма содрогнулись от вопля птицы, возвещавшего о победе.
Освобожденный от магии Евандер, хромая, подошел к принцессе и опустился перед ней на колени. Пораженный, он смотрел наверх – такое он видел впервые.
– Что за проклятие…
Ада не обернулась на голос Винсента – она боялась вздохнуть. Алерайо, повернув свой массивный клюв к принцессе, уставился на нее немигающим взглядом.
Совсем недавно Адалин была уверена, что на этой земле нет никого умнее человека, но сейчас, вглядываясь в глаза создания, уничтожившего ее врага, Адалин не сомневалась в обратном. В них отражалась мудрость, неподвластная пониманию: защита была его инстинктом, знание – мощным крылом, а преданность – целью существования.
Но ярче всего в глазах чудища горело смирение. Принцесса готова была поклясться в том, что права. Она неожиданно вспомнила, как Алерайо расцарапал ей руки в конюшне, пытаясь снять когти, и ярость, чужая, звериная, не имеющая объяснения, захватила ее. А после она испугалась. Принцессу словно выдернули из собственного тела и поместили в птичье – она оказалась в сознании чудища. Алерайо показывал ей образы, один за другим, и в каждом он пытался снять ее когти. Это было главной целью орла, задачей, с которой ему не удалось справиться. А птичья ярость все клокотала и росла и достигла своего апогея сегодня, как только тело старого мага оказалось в клюве. Но время упущено, час расплаты настал – он догнал бы в любом случае, однако как же хотелось отсрочить его приход! Грусть наполнила до краев сердце Ады. У нее першило в горле, и слезы потекли сами собой. Они не были облегчением – той тяжести, что покоилась на душе, не могло быть выхода. Слезы были прощанием. Принцесса не знала, каким образом только что магическая птица пустила ее в свой непонятный внутренний мир, но сразу поняла, что хотело объяснить животное.
Пора платить.
Алерайо быстро окутало светом, но он, едва разгоревшись, начал затухать. Винсент шагнул вперед, но тут же побежал – его птица, приняв свои привычные очертания, на миг зависла в лишившемся света зале и камнем упала на мраморный пол.
Альваху, пришедшему вслед за командиром, пришлось принять поражение – немой юноша, оценив положение дел, стиснул зубы от оглушающей боли. Сам он придерживал вспоротый мечом бок, понимая, что птица спасла жизнь не только принцессе и Евандеру, но и Винсенту, и ему самому – меч командира над шеей стрелка остановился, когда до них донесся рев чудовища. Возможно, обойдя присутствующих здесь Евандера и Винсента, Альвах смог бы заставить Аду продолжить церемонию, чтобы попытаться повернуть все вспять, но чаша, необходимая для этого, стала грудой камней.
Алерайо рассыпался искрами света, и они потухли на руках Винсента. Мужчина взвыл – протяжно, горько, пряча лицо в ладонях. Чуть погодя к нему прибавились женские стенания, и они слились в единую мелодию, а стены храма отзывчиво поглотили эхо. Сегодня они напитались чужими утратами, запасливо сохраняя пролитые слезы.
А гул вокруг храма все рос.
* * *Леверн готов был во всеуслышание признать, что ему страшно. Яркий свет исчез почти так же быстро, как появился, но рыцаря не покидало ощущение, что мир перевернулся. Он всматривался в людей, в озеро, в стены храма; искал хоть что-то, что подтвердит его опасения, но все выглядело по-прежнему. Странным казался только нарастающий звук, источник которого нельзя было определить – гудел словно весь воздух разом.
Рыцарь подошел ближе к королю, который, отбросив меч в сторону, избивал Габора. Советник, словно не чувствуя сильных ударов, улыбался, заплывшими глазами смотря на монарха.
Антоний, выдохнув, вытер кулак о сюртук, и советник, воспользовавшись передышкой, повторил фразу, взбесившую короля:
– Феликс не был виноват. – Габор едва ли не пропел ее, и Антоний ударил его еще раз. – С ним даже маг Силиус не справился – твой ныне мертвый друг свою преданность отстаивал до последнего. Надеялся уберечь и твою дочь, и Силиуса. Глупая преданность закончилась мечом в его груди – настоящий подарок от монарха…
Советник запрокинул голову:
– Я слышу. Даже обделенный магией, слышу. Что говорить о тех, чьи вены плавит сила? Они сходят с ума от волнения. Им не хочется жить запертыми в клетке с существами, которые ничего не знают о магии, и – о-о-о – как я их понимаю. Разве не достойны они того большого мира, что скрывается за пустыней? Но оглянись, Антоний. Пустыни больше нет, как нет и купола, который скрывал наше жалкое племя от настоящих магов. Все написанное в свитках оказалось правдой, и твой падший род виновен в том, что веками мы были скрыты от настоящего мира, заточенные в этой клетке. Все сбылось, Антоний. Теперь моему сыну достанется трон, тобою оставленный, а после и трон мира за пустыней. Мой мальчик – потомок настоящих королей и заслуживает большего, чем этот кусок земли, – в его жилах бурлит магия, и ему я подарю просторы, открытые Агатой. А у тебя больше нет детей: Адалин умерла в храме, а Грегори теперь в моих руках…
– Где мой сын?! – заорал король, хватая рукой горло советника.
– Ваше Величество, – опасливо позвал Леверн, понимая, что нужно остановить короля. Габор теперь нужен им живым.
Но вдруг волнение пронеслось по рядам выживших воинов – все в едином порыве повернулись к храму. Двери храма открылись, Леверн выдохнул, а Антоний отпустил горло Габора, потеряв к нему интерес. Его дочь, поддерживая светловолосого стража, остановилась у
