Гектор, чувствуя, как болят к смене погоды старческие суставы, остаток фразы не рискнул произнести вслух: «Если я прав, и девчонка – принцесса, то, что бы ни удумал Леверн, пусть молчит. Ох, во что же он ввязался…» – С этой мыслью Гектор затянулся дымом из табачной трубки и направился в свой трактир, натягивая улыбку радушного хозяина.
* * *Ада с интересом слушала Леверна. Рыцарь, найдя благодарные уши, делился историями из своей жизни в свойственной ему манере – не пропуская ни единой мелочи. Леверн иногда забывал, что находится в присутствии девушки, не говоря уже о том, что она принцесса, и Винсент уже устал его одергивать. Аду пробирал смех от каждой истории – рыцарю удавалось даже самое страшное приключение преподнести так, словно он путешествовал по радуге в компании шутов. И почти в каждой проскальзывало имя Альваха: он был тем, кто вытащил из болота невнимательного рыцаря; присутствовал при откровениях пьяного Леверна, который не распознал в радушном собеседнике отца девушки, к которой приставал ранее; отчитывался за успешные и проваленные миссии, пока светловолосая беда отсыпался после тяжелой дороги или дикой пьянки…
Адалин не могла сама держать поводья, а потому сидела на лошади за Леверном, руками обхватив его торс. Сейчас принцесса слушала историю о том, как рыцарь ворвался в зал, где дед раздавал указания подчиненным, и так спешил доложить родственнику о готовящемся нападении, что предстал в неподобающем виде перед целым собранием королевской стражи. И хохотала в голос, едва не ударяясь лбом в спину рыцаря. Сзади послышался тихий смех Винсента – Ада удивленно оглянулась проверить, действительно ли их серьезный командир смеется. Перехватив его улыбку, она прыснула еще сильнее.
Альвах, не без труда управлявший своей лошадью из-за ранения, довольно улыбался, вспоминая ту историю. Тогда он, заваленный отчетами о прошедшей миссии, которые со свойственным ему легкомыслием спихнул на него дражайший друг, очень злился на Леверна. Идея подкинуть лентяю анонимную записку со сведениями о неожиданной атаке появилась сама собой – и юноша, не колеблясь, воплотил ее в жизнь.
Жаль, что Альвах не видел лица друга, когда тот читал записку, но образ Леверна, ранним утром представшего перед начальником королевской стражи в одних штанах и кричавшего о нападении, запечатлелся особенно ярко.
– Глядя на закипающего от злости деда, недоуменных стражей и откровенно веселящегося Альваха, я мигом все понял, – продолжал Леверн, нисколько не стесняясь подробностей. – Всыпал я ему тогда знатно, там же, при всех в зале. Деда Ролло, выгнав всю стражу, пытался нас растащить, да только я увлекся, и мы с Алем долго громили все вокруг. После прибежала Клер – у нее на наши ссоры нюх как у ищейки, – пояснил Леверн, пытаясь повернуть голову так, чтобы увидеть смеющуюся принцессу. – Как вы уже поняли, драка закончилась мгновенно – это только с виду Клер нежная и тихая, а рука у нее на самом деле тяжеленная, когда дело касается нас. Дальше мы смиренно ждали, пока она наорется и успокоится, – голос светловолосого рыцаря немного изменил тональность при упоминании сестры. Аде было жаль, что она не могла разглядеть его лицо – только светлые, чуть завивающиеся волосы мужчины маячили у нее перед глазами. – Ох и получил я от нее тогда… Клер вообще не любит ругаться – не в пример брату. Хотя в тот день она почти превзошла его: так долго, со вкусом и ни разу не повторяясь на меня орал только Альвах, когда я в детстве сломал его лук. – Замечтавшийся Леверн не сразу заметил молчание, разом поглотившее его спутников.
– Ты мог говорить? – Вопрос, адресованный немому стрелку, вырвал рыцаря из красочных воспоминаний, и он невольно дернул поводья, заставив коня остановиться.
Винсент, озвучив мучивший не его одного вопрос, подозрительно вглядывался в Альваха. Ада тоже не сводила с него обеспокоенного взгляда, замечая, что Аль вмиг посуровел – на его лице ярко горела ненависть к чему-то неведомому, которую лучник безуспешно пытался скрыть.
Один кивок, и Винсент удивился еще больше, в его голове проносились один за другим вопросы: «Как? Когда? Почему? Кто виноват?..»
– Прости. – Леверн, поздно сообразив, что глупо проговорился, попытался сгладить ситуацию. Его немой друг на мгновение зажмурился – перед глазами поплыли цветные круги – и выдохнул полной грудью.
Альвах направил лошадь вперед, не глядя на спутников и оставляя их наедине с любопытством. Леверн, погрузившись в раздумья, замолчал. Ни Винсент, ни Адалин не осмелились больше спрашивать что-либо. Дружеская беседа, оборвавшаяся на полуслове, так и не продолжилась.
* * *Клер прислушивалась к каплям дождя, лениво падающим с потолка зловонной камеры. Маленькое, низкое помещение, в котором она едва могла выпрямиться в полный рост, походило на склеп. Здесь не было ни единого окна, ни слабого отблеска света – маленький огонек тонкой свечи, забытой стражем, давно потух. Иногда откуда-то издалека слышались крики заключенных, да лязг цепей, в которые были закованы ее руки, вторил им. Каждая секунда казалась часом…
В голове все еще звучали слова, сказанные на прощание стражем Хэдесом. Пожилой блюститель порядка, не скрывая досады, сожалел, что повесить воровку они смогут только послезавтра – их смена заканчивалась, и в тюрьме оставалась только дежурная охрана. Выходной в большой праздник положен даже стражам закона, а проводить публичные казни в эти дни запрещали монахи. Им вообще давалось слишком много власти, но поспорить с теми, кто доносил волю образов Санкти, не осмеливался даже король, что уж говорить о простых подданных.
Клер отрывисто выдохнула, пытаясь успокоить беснующееся сердце. «Виновна» – приговор до сих пор звучал в голове. Винсент предупреждал ее о ювелирах, но девушке не хватило опыта распознать трусливого продавца среди корыстных, за что теперь и расплачивалась. Было страшно, и она всем сердцем надеялась на помощь, но если Леверн в ближайшее время не узнает о ее беде, через день она будет болтаться в петле.
* * *Город встретил путников шумом вечерних улиц – праздник разрастался, и люди, спеша увидеть подготовленные для них чудеса, толпами собирались на главной площади, медленно прогуливались по многочисленным узким улочкам, значительно затрудняя движение. Огромные лужи были единственным напоминанием о вчерашнем ливне – у жителей и гостей городка настроение восстановилось с потрясающей скоростью, всего-то и понадобилось, что утеплиться к вечеру.
Каретам, повозкам и лошадям на время проведения праздника запретили подъезжать к центру города, поэтому Винсент, под недовольное ворчание Леверна, оставил лошадей в ближайшей к городским воротам конюшне.
