Когда она присоединилась к Луису, Нессу и Говорящему-с-Животными, искавшими возможность покинуть Мир-Кольцо, ей было несколько тысяч лет от роду. Туземцы, жившие под ее летающим полицейским участком, считали ее обитающей в небесах богиней. В ту же игру стала играть и вся их команда, ставшая с помощью Халрлоприллалар богами для туземцев, что помогло добраться до потерпевшего катастрофу «Лжеца». Халрлоприллалар и Луис влюбились друг в друга.
На Мире-Кольце им встретилось три разновидности туземцев. Все они были родственны людям, но не вполне людьми. Халрлоприллалар была практически полностью лысой, с вывернутыми, словно у обезьяны, губами. Порой старикам хочется разнообразия в любви, и Луис задумывался, не происходит ли с ним то же самое. Он мог найти в Прилл множество недостатков... но, невмирс, у него хватало и собственных.
И он был в долгу перед Халрлоприллалар. Они нуждались в ее помощи, и Несс использовал особую, доступную кукольникам силу, чтобы ее к этому склонить. Несс воздействовал на нее таспом, и Ву ему это позволил.
Вернувшись вместе с Луисом в Человеческий космос, она отправилась с ним в представительство ООН в Берлине, но так оттуда и не вышла. Если Замыкающий действительно сумел освободить ее, дав ей возможность вернуться домой, это превосходило все, что мог бы сделать для нее сам Луис Ву.
— Думаю, кукольник лжет, — сказал Хмии. — У него мания величия. Зачем кукольникам позволять безумцу ими править?
— Никто из них не стал бы пытаться сам. Слишком рискованно. Как говорится — уж слишком тяжела корона. Так что для кукольников вполне разумно выбрать самого умного из крошечного процента страдающих манией величия... Можно взглянуть и с другой стороны: род Замыкающих учит остальное население не высовываться — не пытайся обрести слишком большую власть, это небезопасно. Возможен любой вариант.
— Полагаешь, он сказал правду?
— Не знаю. Что, если он лжет? Мы в его власти.
— Это ты в его власти, — проворчал кзин. — Он овладел тобой с помощью тока. Разве тебе не стыдно?
Луису действительно было стыдно. Он изо всех сил гнал это чувство прочь, стараясь не впасть в полное отчаяние. Отсюда было никак не выбраться — стены, пол и потолок являлись частью корпуса «Дженерал продактс». И все же...
— Если ты все еще думаешь, как бы вырваться, — сказал Луис кзину, — лучше подумай вот о чем. Ты начнешь молодеть — вряд ли он стал бы насчет этого лгать, нет никакого смысла. Что случится, когда ты станешь молодым?
— Прибавится аппетита, выносливости. А также склонности к драке, о чем тебе, Луис, стоит побеспокоиться.
С возрастом Хмии несколько погрузнел, черные отметины вокруг его глаз почти полностью поседели, седина пробивалась и в других местах. Когда он двигался, под его шкурой вырисовывались тугие мышцы — никто из здравомыслящих кзинов помоложе не стал бы с ним драться. Но главным были шрамы. В прошлый раз, когда Хмии был на Мире-Кольце, на большей половине его тела обгорела шерсть и частично кожа. За двадцать три года шерсть вновь отросла, но над шрамами она торчала неровными пучками.
— Биозамедлитель заживляет шрамы, — сказал Луис. — Твоя шерсть станет гладкой, и седины в ней тоже не будет.
— Что ж, значит, стану красивее. — Кзин хлестнул в воздухе хвостом. — Пожирателя листьев следует убить. Шрамы для меня как память. Их вовсе незачем удалять.
— Как ты намерен доказать, что ты тот самый Хмии?
Хвост замер. Хмии уставился на Луиса.
— Он знал, что я подсел на ток, и воспользовался этим...
У Луиса были свои соображения на этот счет, но, вполне возможно, его могли подслушивать. Кукольник вряд ли проигнорировал бы возможный мятеж.
— ...и он знал, что у тебя есть гарем, земля, привилегии и имя, которое принадлежит стареющему герою Хмии. Патриарх может не поверить в твою историю, если только ты не привезешь биозамедлитель для кзинов и в твою поддержку не выступит Замыкающий.
— Замолчи.
Луис вдруг почувствовал, что с него хватит. Он потянулся к дроуду, но кзин метнулся вперед, и черная пластиковая коробочка оказалась в оранжево-черной лапе Хмии.
— Как хочешь, — сказал Луис, укладываясь на спину; ему хотелось спать...
— Как ты стал токоманом? Как?
— Я... — пробормотал Луис. — Ты должен понять... Помнишь, когда мы встречались в последний раз?
— Да. Мало кого из людей приглашали на Кзин, но ты заслужил эту честь.
— Может быть. Может, и заслужил. Помнишь, как ты повел меня в Дом прошлого Патриархии?
— Помню. Ты пытался мне сказать, что мы могли бы улучшить отношения между нашими расами. Все, что требовалось, — позволить команде людей-репортеров пройтись по музею с голокамерами.
— Именно, — улыбнулся Луис, вспоминая.
— У меня были свои сомнения на этот счет.
Дом прошлого Патриархии представлял собой величественное сооружение — огромное, широко раскинувшееся строение из толстых, оплавленных по краям вулканических плит. Казалось, будто все оно состоит из углов, а на четырех высоких башнях стояли лазерные пушки. Помещения тянулись насколько хватало взгляда — Хмии и Луису потребовалось два дня, чтобы обойти их все.
Официальное прошлое Патриархии простиралось в глубокую старину. Луис видел древние бедренные кости стхондатов с вделанными в них рукоятками — дубинки, которыми пользовались первобытные кзины. Он видел оружие, которое можно было отнести к разряду ручных пушек, — мало кто из людей смог бы их поднять. Он видел серебристые доспехи толщиной с дверцу сейфа и двуручный топор, который мог бы перерубить ствол красного дерева. Он как раз завел разговор о том, что стоило бы допустить в музей кого-то из людей-репортеров, когда они подошли к Харви Моссбауэру.
Семья Харви Моссбауэра была убита и съедена во время Четвертой войны людей и кзинов. Через много лет после перемирия, после множества маниакальных приготовлений, Моссбауэр, вооружившись, в одиночку высадился на Кзине. Он убил четверых самцов-кзинов и взорвал бомбу в гареме Патриарха, прежде чем стража сумела убить его самого. Как объяснил Хмии, их сдерживало желание сохранить нетронутой его кожу.
— Ты называешь это «нетронутой»?
— Но он сражался. Как он сражался! Есть записи. Мы, Луис, умеем оказывать почести отважному и могущественному врагу.
Кожу на чучеле покрывало такое количество шрамов, что не сразу можно было понять, к какой расе принадлежит данное существо, но оно стояло на высоком пьедестале с металлической табличкой, и вокруг него было пусто. Рядовой человек-репортер, возможно, не догадался бы,