Итак, ни в природе, ни в живописи, ни в красильном деле античный розовый не имеет собственного, соответствующего ему хроматического определения. Более или менее подходящим для этого латинским словом могло бы быть pallidus (бледный), но термин этот не отличается точностью, к тому же он полисемичный[213].
Средневековье, предпочитавшее яркие, сочные краски, не привносит в этом плане ничего нового и по-прежнему не знает, как определить розовый цвет. Этот оттенок можно увидеть не только в природе, но и на окрашенных тканях, но жителям средневековой Европы он нравится куда меньше, чем древним римлянам, и им как-то не приходит в голову подобрать ему имя. В средневековой латыни, как и в классической, слово roseus и его вариант rosaceus означают "алый" и используются при описании щек, губ или румян. Правда, в старофранцузском и среднефранцузском есть слово rose (или rosй), но употребляется оно крайне редко. Иногда его используют, чтобы описать цвет луны, или светлый тон ткани либо изделия из кожи, или шерсть животного. И означает оно скорее "бледный", "бежевый" или "желтоватый", чем розовый[214].
Первые перемены наступают на рубеже XIV–XV веков, когда венецианские купцы начинают с большей регулярностью, чем раньше, привозить из Азии красящее вещество, которым красильщики долгое время пренебрегали: древесину фернамбукового дерева (brasileum). Эту древесину дают несколько разновидностей дерева, растущего в Южной Индии и на Суматре; ее красящая способность давно известна, но считается слишком нестойкой. Поэтому мастера, занимающиеся прочным окрашиванием, редко пользуются этим сырьем. Однако в 1380–1400‐е годы итальянские красильщики, применив особые протравы, делают краску из древесины фернамбукового дерева более стойкой и получают новые оттенки, которые раньше нельзя было увидеть за пределами Азии: настоящие розовые тона! Новинка имеет огромный успех. Многие владетельные князья желают носить одежду этого экзотического цвета, они находят его утонченным и загадочным. Жан, герцог Беррийский, видный меценат и любитель того, что мы сегодня назвали бы "современным искусством", вводит розовый цвет в моду при французском дворе. Новая мода, пришедшая из Италии, распространяется не только на декоративные ткани и одежду, но и на изобразительное искусство. Очень скоро живописцы и миниатюристы, используя метод красильщиков, вырабатывают из древесины фернамбукового дерева лаковую краску, которая обогащает их палитру различными нюансами настоящего розового цвета[215].
Но остается одна проблема: как называть этот новый, изысканный цвет, который с таким трудом удалось получить и который сразу полюбили во всей Западной Европе? Латынь и местные языки не могут предложить ничего подходящего; арабский — тоже, может быть, обратиться к персидскому? Наконец, нужное слово найдено. Это слово incarnato, заимствованное из венецианского и тосканского диалектов. До сих пор оно означало только телесный цвет, но теперь будет применяться ко всем оттенкам розового и в своем первозданном виде перекочует во все европейские языки. Так, во французском языке слово incarnat, как хроматический термин, появится в 1400–1420‐х годах; в испанском (encarnado) примерно тогда же; в английском (carnation) несколькими десятилетиями позже. Кажется, один только немецкий не проявит к нему интереса[216].
Итак, у нового цвета теперь есть название. Но какое место отвести ему на цветовой шкале? Как мы помним, на старой шкале Аристотеля, которая считается базовой и останется ею вплоть до открытия спектра Исааком Ньютоном в 1666 году, цвета располагаются так: белый, желтый, красный, зеленый, синий, фиолетовый, черный. Куда же поместить розовый? Если считать его смесью белого и красного, как мы считаем сейчас, то ему полагалось бы находиться между этими двумя цветами; но там уже находится желтый. В этом уверены не только художники и красильщики, но и все авторы, которые рассуждают о цветах. Например, на рубеже XV–XVI веков Жан Роберте, чиновник на королевской службе и даровитый поэт, в своей изящной поэме "Истолкование цветов" посвящает один из катренов желтому, в котором он видит смесь белого и красного, а также источник радости:
Желтый Я — смесь красного и белого, Цвет мой — как лепестки ноготков; Кто наслаждается любовью, да будет беззаботен И носит меня, если захочет[217].Итак, место между белым и красным уже занято. Как же быть? Остается единственный выход: считать новый цвет особым оттенком желтого. И таким будет его статус во всей Европе с XV по XVII век. Все словари, все альбомы с образцами красок, все технические или профессиональные руководства по красильному делу и живописи называют этот цвет бледным и нежным оттенком желтого — но не красного[218]. В толковых словарях французского языка слово rose в значении "розовый цвет" появится только в середине XVIII века. Одно из первых его упоминаний можно найти в великой "Энциклопедии" Дидро и д’Аламбера, в которой так много и с таким знанием дела говорится о цвете; однако словарь Французской академии удостоит его вниманием только в шестом издании, в 1835 году.
Тем временем европейцы найдут в Южной Америке породу тропических деревьев с красящей древесиной, похожей на азиатское фернамбуковое дерево, но с гораздо более высокой окрашивающей способностью. Экспорт этой древесины примет такие масштабы, что по ее названию (brasil) будет названа и страна, где ее добывают, — Бразилия. Несмотря на то что сырье для новой краски приходится привозить из‐за океана, цена у нее
