Элиза не помнила, как уснула. Кто-то позаботился о ней и удобно устроил ее на кровати певицы. Не вполне проснувшаяся Элиза уронила голову обратно на подушку.
Спихнув с себя тяжело навалившуюся кошку, она ощутила неприятное жжение на внутренней стороне локтя. Там оказалась микроскопическая красная точка, похожая на укус.
В гримерную вошла Эржебет. Элиза наблюдала за тем, как она присаживается к туалетному столику и откупоривает флакончик с темной жидкостью. Певица смочила в жидкости платочек и начала протирать им лицо, немедленно приобретшее пурпурный оттенок. Тело певицы сотрясали короткие судороги, из сведенного рта вырвалось низкое:
— ОЙЙЙЙЙ.
Внезапно ее отраженный зеркалом взгляд остановился на Элизе.
— Твои глаза открыты, — сказала певица, утирая лицо.
Элиза поднялась с постели и подошла. Эржебет подставила щеку для поцелуя.
Элиза послушно коснулась губами ее кожи. Резкий металлический запах ударил ей в нос. Певица встала из-за столика и усадила гостью на свое место.
Медленными уверенными движениями она вначале расчесала Элизины волосы, потом занялась укладкой. Она долго тянула, взбивала и сворачивала локоны, пока наконец не воскликнула:
— Теперь — совершенство!
Элизина прическа до мелочей повторяла ее собственную.
Мелкими торопливыми шажками Элиза следовала за певицей коридорами лабиринта.
Попадавшиеся им художники и музыканты смотрели на нее совсем не так, как в первый раз. Проходя мимо, они опускали глаза, но в их быстрых взглядах Элизе мерещилось сочувствие. Людей вокруг становилось все больше, и девочка старалась не отставать от своей покровительницы. Но вот толпа превратилась в море, в бурлящий поток, вскипавший по обе стороны от нее. И внезапно кто-то вцепился в Элизину руку, и чей-то голос прошептал ей на ухо:
— Тебе нельзя здесь оставаться.
Это был чечеточник, его пугающе серьезное лицо напоминало маску. Элиза попросила его выражаться яснее, но он сказал, что не может. Его жизнь, сказал он, зависит от молчания.
Элиза двинулась прочь. Она ни за что не вернется к своей прежней жизни, где ее принуждают выйти замуж за незнакомца. Мальчик шел за ней.
— Эржебет питается твоей молодостью, — настаивал он.
Элиза сделала вид, что не слушает его, и ускорила шаг.
— Она высосет у тебя кровь, как высосала у всех остальных! — крикнул он наконец, видя, что она не собирается останавливаться.
Элиза шла все быстрее, чтобы скрыться от толпы и попытаться восстановить дыхание и душевное равновесие. Она была рада, что чечеточник не последовал за ней, и даже не подозревала, что бедняга только что запнулся, упал и остался лежать посреди людского потока — с кинжалом в спине.
Элизу снова позвала музыка. Повернув, девочка увидела полуоткрытую дверь, из-за которой и неслись такие знакомые звуки. Помедлив мгновение, она проскользнула внутрь и опять оказалась в чьей-то гримерной. Внутри не было ни души.
Пианино у стены и скрипка на его крышке говорили о том, что когда-то здесь готовились к выступлениям музыканты. Если тут когда-то и звучал смех, унылая тишина давно поглотила его последние отзвуки. Элиза увидела саквояж, уложенный и готовый к путешествию. На низенькую кушетку было брошено свадебное платье. Элиза коснулась рукой кружева и ощутила, что все внутри сжалось. Слишком уж это напоминало ее собственную историю.
Она с негодованием отвернулась, и ее взгляд упал на маленькое бюро на другом конце комнаты. На бюро стояла раскрытая шкатулка, и руки Элизы бессильно повисли вдоль тела. В шкатулке кружилась крошечная балерина. Элиза подошла поближе и убедилась, что балерина была точно такая же, какую она обнаружила в бабушкиной комнате. Пораженная этим странным совпадением, Элиза поспешила вернуться в лабиринт. Захлопнув за собой дверь, она подняла глаза и увидела написанные на двери имена музыкантов.
Вначале шел Роберт Лоуренс, пианист. Потом — Виолетта Остин, скрипачка. Элизина бабушка…
Элиза возвратилась в гримерку Эржебет, упала на кровать и уснула. А когда проснулась, рядом с ней лежала сама Эржебет.
— Мне пора уходить, — пробормотала Элиза.
Певица не произнесла ни слова. Только изменившееся дыхание выдавало охватившую ее тревогу.
— Ты не нравится здесь? — спросила наконец певица безразличным тоном. — Я дать тебе все: моя покровительство, моя любовь… Ты не можешь уйти…
По мере того как певица говорила, подаренная ею жемчужина становилась все тяжелее. Колье угрожающе давило на горло, будто собираясь задушить Элизу. Девочка начала задыхаться.
— Я стареть. Если ты меня бросить…
Элиза боролась изо всех сил. Колье уже не давало ей вздохнуть. Наконец она рванулась и упала с кровати, сломав удерживавшую ее серебряную застежку.
— Твоя чистая кровь моя, ты никогда не уйти от здесь!
Певица была страшна. Она угрожающе воздвиглась над Элизой, в руке у нее блеснуло лезвие.
— Если ты уйти, ты уйти сухая, как мумия! — закричала она и размахнулась.
Элиза толкнула на нее стоячую вешалку с какой-то одеждой, выскочила из комнаты и без оглядки помчалась прочь. Издалека до нее доносились дикие вопли обезумевшей певицы.
Побег
Бабушка была где-то тут, в лабиринте. Даже на бегу Элиза никак не могла отделаться от этой мысли. Безотчетно она направилась в самую глубь лабиринта.
Она не сразу увидела, что по пятам ее преследует Кетти.
Кошка, снова принявшая облик крупного хищника, неслась за ней скачками. Элиза заметила ее, когда Кетти была уже совсем близко. И никакого оружия, чтобы защититься от страшного зверя.
Девочка сунула руку в карман, но обнаружила там только лакричную пастилку, подаренную ей кондитером из киоска со сластями. Не задумываясь, она швырнула пастилку в морду леопарду и попала прямо в отверстую пасть. Пастилка
