В иной ситуации, в ином состоянии Ава бы ей ответила. Она, без сомнения, бросилась бы в ответную словестную атаку, попыталась защититься и отстоять свое право самой выбирать, как получать удовольствие.
Но не в тот момент, не в том убитом, больном состоянии. Не с таким жаром в голове и пустотой в груди.
Поэтому она молчала и, прижимая ладонь к горящей щеке, смотрела на мать, точно загнанный зверек, а из ее воспаленных красных глаз медленно текли слезы. Сил сопротивляться не было, и собственное мнение о том, что правильно, а что — нет, которое, впрочем, никогда не отличалось стабильностью, рушилось под чужим натиском и обращалось в прах.
В комнату вбежала Эмма и, впопыхах случайно толкнув мать, бросилась к сестре. Она обняла Аву и прижала к себе, в отчаянной попытке защитить от родительского гнева, и с вызовом посмотрела на Вивьен.
— Не ори на нее! — возмутилась она, и в голосе ее ясно слышались куда более затаенные обиды и слезы. — Никогда еще твои крики ни к чему хорошему не приводили! Если ты думаешь, что так сможешь на людей повлиять и понять, что они не правы, то сама же ошибаешься! Так всегда было! И с Авой, и с папой тоже!
Вивьен болезненно дернулась, зло оскалилась, но через силу сдержалась от ответного выпада. А Эмма меж тем продолжала свою тираду.
— Она все и так понимает! Она знает, что нельзя позволять с собой такое делать! Она просто оступилась! Ей помощь наша нужна, а не крики! — в пике эмоций защищала старшая младшую, не замечая, как из собственных глаз брызнули слезы. Ава слушала ее, внимая каждому слову, и чем больше Эмма говорила, тем больнее ей становилось и особенно от осознания собственного эгоизма. Сгорая от стыда, она потянулась к сестре, привлекла ее внимание и крепко обняла, будто бы стараясь извиниться перед ней за все те муки, которая Эмма перенесла, переживая за Аву. Не выдержав более натиска эмоций, обе сестры вцепились друг в друга и в голос разревелись будто малые дети.
Вивьен старалась смотреть на них свысока. Одна ее часть настойчиво убеждала обнять своих детей, успокоить их и приголубить, но другая не терпела никакого милосердия, никакой пощады и снисхождения. Ава заслужила наказание, а если Эмма хочет присоединиться к сестре в общем аду, то поделом.
Сморгнув застывшие в глазах слезы, Вивьен бросила последний взгляд на дочерей, на младшую Аву и гадливо скривилась.
— Бестолочь, — выплюнула она и, резко развернувшись, вышла из комнаты.
— Последующие несколько дней прошли как в тумане. Я продолжала болеть. Единственным моим спасением был сон, но когда я не спала, то либо терзала себя попытками пересмотреть свою жизнь, либо меня мучили сестра и мать. Они давили на меня, каждая по-своему.
Мама, естественно, со всей жесткостью и деспотизмом пыталась наставить меня на путь истинный. Она настойчиво вдалбливала мне в голову, что я ненормальная, раз занимаюсь подобными вещами, как БДСМ, и что до добра такие эксперименты не доводят. Каждый раз, когда она говорила подобное, я невольно вспоминала тот жуткий случай с Уиллом или даже просто когда сессия с ним или Чарльзом начинала балансировать на грани. Раньше я не заостряла на подобных моментах внимания — по-настоящему меня пугал только срыв Уилла. Но под чужим давлением я начинала все видеть в мрачном свете и бояться того, что не случилось, но могло.
Эмма вела себя намного мягче, но не менее настойчиво. Да, раньше она старалась держать свое мнение при себе и не давить на меня, но тогда на фоне мамы она словно бы увидела шанс наконец-то высказать все, что у нее скопилось на душе, и действительно повлиять на меня. Она подолгу разговаривала со мной, делилась своими переживаниями и рассказывала, как ей всегда было страшно за меня. Вдруг со мной действительно случится что-то страшное и непоправимое? БДСМ — далеко не безобидные игрушки.
В конце концов я сдалась. Отчасти, потому что в тот момент я была особенно ранима и чувствительна после неожиданного и болезненного окончания многолетнего романа. Отчасти, возможно, потому что в глубине души действительно всегда сомневалась в правильности своего выбора. Слишком опасно, слишком неразумно, слишком беспечно…
Я пообещала маме и сестре, что завяжу, что оставлю свои странные пристрастия в прошлом. Я убедила и себя и их, что все осознала, взвесила и решила начать жить заново. Знала, что будет тяжело, но мне и так предстоял долгий процесс собирания себя по кусочкам после разрыва с Чарльзом и злосчастного больничного. Они мне поверили, но мама все же провела самостоятельную ревизию моих вещей и выбросила все, что было связано с БДСМ и прочими сомнительными сексуальными утехами. Ну как… Почти все. Кое-что она все-таки оставила.
Храня хмурое молчание, Ава долгую минуту смотрела на то, что осталось от их с Чарльзом коллекции игрушек, и с нескрываемым скепсисом перевела взгляд на маму. В ответ Вивьен лишь надменно улыбнулась.
— Серьезно? — вскинула бровь Ава. — Я думала, раз уж выбрасывать за моей спиной мои личные вещи, так все. Чего мелочится-то?
— А тебе разве понадобится еще раз весь тот мусор? — заметила Вивьен. — Раз уж ты одумалась.
— Нет, не понадобятся. Больше нет… — замялась Ава и раздраженно передернула плечами. — Просто ты бы знала, сколько денег это все стоило. Многое изготавливалось на заказ. Жалко…
Вивьен демонстративно скривилась и поморщила нос, будто бы ее дочь с сожалением рассуждала о какой-то ужасной гадости. Реакция мамы еще больше смутила Аву и напомнила ей о данном слове впредь начать новую жизнь. Она вовсе не лукавила и не прятала за спиной скрещенных пальцев. Доводы матери и сестры напомнили ей о тех вопросах, которые она сама себе задавала порой, но каждый раз оставляла без ответа. Как долго она еще будет позволять так издеваться над собой? А вдруг на работе кто-нибудь узнает, как это повлияет на ее карьеру? А что если ситуация выйдет из-под контроля и все закончится гораздо хуже, чем тогда с Уиллом? А что если…
А что если она сама когда-нибудь сотворит с собой что-то по-настоящему ужасное? Что-то гораздо хуже разбитой об стекло головы. Намного хуже.
Машинально дотронувшись до лба, Ава нащупала уже почти полностью зажившую ранку под волосами, но быстро опомнилась и мигом убрала руку. Надо было срочно переключиться с плохих мыслей на что-нибудь еще, что угодно. Нарочито небрежным жестом, стараясь не выдавать сиюминутную бурю внутри себя, Ава взяла с кровати вибратор и задумчиво повертела его в руке. Дизайн у игрушки был отчасти устрашающий — рельефному и достаточно увесистому монстру
