Из показаний пленных выяснилось, что до Цусимского боя все укрепления ограничивались южным фортом и минными полями. Армстронговские скорострелки и трехдюймовки были сняты с «Касуги» и установлены на берегу, когда он затонул в бухте Миура. Новейшие английские дальномеры системы Бара энд Струдда имели то же происхождение. Один из них был с «Асамы», затонувшего восточнее Цусимы в ночь после боя 14 мая.
На отбитых у противника малокалиберных батареях целых орудий не нашлось. Там вообще оказались 76- и 47-мм пушки с кораблей на самодельных колесных станках. Те, что не были разбиты нашими снарядами, приведены в полную негодность своими расчетами, а погреба боезапаса взорваны. Все склады, жилые и прочие постройки сожжены.
На западном скате холма северного входного мыса начали рыть позиции для оснований под трехдюймовки Кане, но до темноты успели немного. Жечь костры ночью и пользоваться другим освещением на берегу было запрещено, чтобы не упрощать противнику ориентирования, вздумай он атаковать, так что работы прекратили, развернув вдоль уреза воды свезенные на берег пулеметы за брустверами из бруса.
В проходах между минными полями и под обоими мысами, а также на ближайших подступах к Цусима-зунду с наступлением темноты планировали развернуть дозоры из катеров и миноносок. Их уже спустили на воду с палуб транспортов и разводили пары в котлах, проверяя механизмы. Назначенные на них еще во Владивостоке экипажи и командиры проходили инструктаж в штабе перед заступлением на дежурство.
«Жемчуг» должен был, по плану, провести ночь в Корейском проливе на «свободной охоте», совмещенной с разведкой южных подступов к Цусиме, откуда в первую очередь ожидалось появление новых японских боевых отрядов. Такое использование единственного оставшегося быстроходного крейсера представлялось всем наиболее правильным.
Оба наших эскадренных броненосца встали на якоря за мысом Эбошизаки, недалеко от остова «Изумруда», едва не скребя днищами по дну, с таким расчетом, чтобы иметь возможность простреливать бортовыми залпами весь вход в пролив. Уже в сумерках вокруг них также установили противоторпедную защиту из их же, снятых еще во Владивостоке, противоторпедных сетей, растянутых между заякоренными баркасами, отодвинув ее от борта не менее чем на десять метров.
В Такесики были отправлены для разгрузки пароходы «Кубань», «Днестр» и «Березань». В соответствии с распоряжениями штаба, «Кубань», одновременно с разгрузкой, должен был охранять вход в порт. Однако по прибытии на место выяснилось, что совмещать брандвахтенную службу и разгрузку невозможно из-за значительной удаленности портовой зоны от входа в гавань, где занял позицию крейсер. Поэтому на нем, начав, работы прекратили, спокойно перенеся все на утро. Все на «Кубани», и не только, считали внутренние воды Цусимы уже безопасными.
«Днестр» и «Березань» вошли в порт Такесики и успели до ночи переправить на берег все артиллерийские и снарядные парки Закаспийской мортирной батареи. Всего на причалы порта было доставлено шестнадцать 152-мм полевых мортир на колесном лафете системы Крупа, производства Обуховского завода, со всеми передками и дополнительными комплектами снарядов и зарядов.
С наступлением темноты разгрузку этих двух судов останавливать не стали, так как была возможность организовать достаточное освещение, и это позволяло сократить отставание от графика. С потерей части важных грузов на «Рионе» их пытались заменить тем, что было на других судах. В порту и окрестностях постоянно дежурили вооруженные дозоры. Вход в акваторию порта также охранялся. Так что казалось, что никакой опасности для транспортов уже не было.
Несмотря на работу в авральном режиме, более громоздкие и неудобные пушки специального дивизиона тяжелых крепостных орудий с «Днестра» и «Кубани» выгрузить не успели. Всего в спецдивизионе было 18 крепостных мортир того же шестидюймового калибра. Эти орудия сняли с фортов Владивостокской крепости, так как десантов там не ожидалось, а против морских целей они были бесполезны абсолютно.
Их планировали с рассветом перегрузить на небольшие трофейные пароходы и доставить на них прямо к пристани. Но, как показали дальнейшие события, на Цусиме ими также воспользоваться не удалось. Правда, весь боезапас спецдивизиона успели свезти в порт на хранение вскоре после наступления темноты.
Поскольку из-за японского обстрела на «Рионе» вышло из строя пародинамо, а с ним и станция беспроволочного телеграфа, кораблем связи в Такесики и старшим на рейде был назначен крейсер «Кубань». Из-за бардака, творившегося в штабах в первые часы после боя, приказ об этом появился уже после ухода каравана пароходов из Озаки. На вызовы по радио «Кубань» не отвечал, поэтому капитану второго ранга Маньковскому из штаба Рожественского был отправлен с нарочным особый пакет с дополнительными инструкциями и новыми кодами.
Добравшийся до Такесики на катере к половине шестого вечера нарочный, поднявшись на борт «Кубани», стоявшей на входе в порт и прикрывавшей входной канал, узнал, что радиосвязи на крейсере нет, так как сбита грот-мачта и все растяжки антенн оборваны. На всех же прочих судах, стоявших в порту, вообще нет станций беспроволочного телеграфа. Телефонная связь с Озаки еще не установлена. Таким образом получилось, что порт Такесики в самую первую ночь оккупации Цусимы вовсе не имел полноценной связи с основными силами флота.
* * *Около половины пятого после полудни с шара, висевшего над «Уссури», сообщили, что с севера показался одиночный быстроходный корабль, идущий вдоль берега к Озаки. Ему навстречу выслали дозорный миноносец № 209, единственный из миноносцев, имевший после боя исправную станцию беспроволочного телеграфа. Менее чем через час с него пришла телеграмма, в которой говорилось, что это наш истребитель «Бодрый» с пакетом от Небогатова. А следом были получены и позывные самого истребителя. На этот раз японцы телеграммы не забивали, поэтому без проблем удалось отправить ответ.
В шесть вечера «Бодрый» уже подошел «Орлу», и его командир лейтенант Дурново поднялся на борт флагмана. Пока Рожественский изучал содержимое пакета, лейтенант успел доложить, что на подходе видел под берегом взорванный японский миноносец, несколько севернее входа в Цусима-зунд.
А западнее его несколько удалявшихся в сторону Кореи судов. Кроме этого эпизода японцев с эсминца видели только один раз на подходе к мысу Коросаки, когда разошлись на большом расстоянии на контркурсах с дозорным пароходом, что-то запрашивавшим прожектором. Ему ответили «мешаниной» знаков, и он отвернул прочь.
Прочитав сообщение Небогатова, Рожественский сказал, обращаясь ко всем присутствующим: «Господа, Небогатов взял штурмом Майдзуру. База полностью разрушена, захвачены два парохода с английским боевым углем, отправленные с призовыми командами во Владивосток. Порт Цуруга в заливе Вакаса также разрушен. Пароходы и каботажные парусные суда, обнаруженные в нем, потоплены, так же как и вся портовая мелочь. Наши потери в людях незначительны. Все корабли отряда контр-адмирала Небогатова сохранили боеспособность и скоро будут здесь. Я поздравляю вас с первой громкой победой на территории противника. Эту новость нужно немедленно передать на все корабли и на берег. Передайте на «Урал», пусть сообщат во Владивосток!»
Едва сигнальщик передал флажным семафором приказ командующего на стоявший рядом корабль связи флота, как с его палубы и палуб, оказавшихся поблизости и прочитавших семафор кораблей, громыхнуло раскатистое матросское «ура-а-а!». А затем это «ура» обошло всю гавань Озаки и докатилось до фортов. Слушая его раскаты, Рожественский улыбнулся, а затем тихо сказал: «Ну, теперь-то уж точно устоим! Теперь точно выдержим!»
В 17:20 миноносцы передового северного дозора обнаружили