с искренним желанием разобраться. В первом случае телеканал «Дождь» и радио «Эхо Москвы» были готовы обвинить в трагическом происшествии кого угодно, вплоть до президента Путина. Во втором варианте, при эмоционально-напряженном тоне споров, общая интонация оказалась примиряющей. Например, это было характерно для внеочередных эфиров ток-шоу Владимира Соловьева. В одном из них прозвучало ключевое слово, обозначившее случившееся, — медиаубийство.

Данный термин требует пояснений. Помните запись с погодного регистратора, на которой якобы зафиксирован момент убийства? Многие, наверное, обратили внимание, что показанная в эфире ряда каналов запись сопровождалась настойчивыми закадровыми пояснениями. С их помощью аудитории невольно «навязывается» конкретная точка зрения на событие. Аналогии с событиями 11 сентября в Нью-Йорке здесь более чем уместны. Тогда «авторы» атаки на башни ВТЦ насильственно добились трансляции ужасного террористического акта в прямом эфире, что вызвало массовый шок и психоз у всего человечества. Московский вариант теракта оказался более виртуальным с точки зрения его реального и синхронного восприятия. Зато демонстрация последствий в виде траурного шествия в память о погибшем по силе эмоционального воздействия на массовое сознание оказалась не менее эффективной. Как говорилось в сериале «Семнадцать мгновений весны», «пастор Шлаг объединит все силы. Либо он сам, либо светлый образ его». Так и было на самом деле: медиаубийство состоялось и дало коммуникационный эффект воздействия на массы в заданном направлении.

При отсутствии достоверной и проверенной информации о том, что произошло с Немцовым в ночь с 27 на 28 февраля на мосту в центре Москвы, можно было скатиться в трясину версий, домыслов, слухов, предположений. Но все, кто сохранил холодную голову — аналитики, эксперты и специалисты, — сошлись во мнении, что политика ликвидировали так, что благодаря сформированной «картинке» происшествия его смерть может быть эффектно и эффективно интерпретирована для массового сознания исходя из сверхзадач, которые могли поставить разные режиссеры-постановщики трагического действа. При условии, что она задумывалась именно в такой стилистике и формате, как все произошло. А если так, главным инструментом воздействия на общество должны были стать (и отчасти стали) СМИ, независимо от их вида, типа и политической ориентации. Приходится констатировать: гибель близкого медиа-человека вновь проявляет vip-синдром журналистики, который для сотрудников определенных медиа часто является побудительным мотивом оживить информационный интерес к событию и конвертировать его в интерес масс.

Можно допустить, что вместо Немцова на Большом Замоскворецком мосту погиб никому не известный приезжий из российской глубинки. Тогда «картинка» этого «незначительного» эпизода криминальной хроники вряд ли будет появляться в эфире главных российских телеканалов каждые полчаса в течение первых двух суток. Здесь мы упираемся еще в одну необычность свершенного медиаубийства — посмертный имидж жертвы. Б. Е. Немцов был фигурой, абсолютно и тотально приспособленной к общению с журналистами и СМИ. Он обладал телегеничностью и жаждал ее постоянно проявлять в публичном пространстве. Ему это удавалось, когда он был во власти, и это вызывало у него понятные затруднения после окончательного и бесповоротного перехода в оппозицию власти. Отсюда — тяга к массовым акциям, во время которых телекамеры фиксировали и распространяли изображение Немцова далее, по каналам коммуникации. Поэтому телевизионное сопровождение происходившего после гибели Немцова было максимально насыщенным и интенсивным. Некоторые сетевые блогеры даже разразились заметками о том, кто, как и сколько показывал на экране траурное шествие 1 марта и прощание с ним. Шоу-цивилизация здесь царит, а мы не задумываемся о возможных последствиях.

Разумеется, это лишь беглый и предварительный анализ свершившегося медиасобытия, жертвой которого стал Борис Немцов. Со временем придет очередь более глубокого погружения в обстоятельства дела. А пока мы фиксируем неодолимую поступь шоу-цивилизации, которая отдает предпочтение «картинке», не сути. И всем нам важно не поддаваться на интерпретационные соблазны.

Шоу-цивилизация не гарантирует адекватного восприятия эфирного телепродукта аудиторией. Более того, совокупный инструментарий — визуальный, вербальный, драматургический — в политическом шоу-бизнесе направлен на смещение восприятия конкретной «картинки» в заданном ее творцом направлении. Система неопровержимых доказательств, фактов, свидетельств с опорой на документы, чья аутентичность не вызывает сомнений, — все это противопоказано креативной моде, каковая находит воплощение в фейковой журналистике и шире — в иных проявлениях шоу-цивилизации.

Если Маршалл Маклюэн в досетевую эпоху пытался установить прямую связь между содержанием сообщения (информацией) и технологической формой, в которой оно доходило до рецепиента (The medium is the message), то в условиях шоу-цивилизации определяющее значение имеет не сообщение и даже не тип СМИ и его технологические возможности и технические характеристики, а тот вид, если угодно образ, информации, который с помощью имеющихся возможностей формируется в эфире, на портале или на газетной (журнальной) полосе. Обостряя определение, можно утверждать: аудитории транслируют не объективные сведения или данные о каком-либо факте, случае, событии, а целенаправленно формируют ОБРАЗ факта, случая, события. Эмпирическая действительность в исполнении СМИ преобразуется в медийную реальность. Последняя и есть сама по себе реальность интерпретации эмпирики. Вспомним Фридриха Ницше, который более столетия назад позволял себе утверждать критический взгляд на соответствие реальности и той деятельности, которой опосредованно занимались в его эпоху все средства массовой коммуникации. Формулу его скепсиса мы уже приводили: «Факты не существует, есть только интерпретации».

Проведенный анализ нескольких ярких летальных эксцессов недавнего времени, ставших медиасобытиями в различных видах и типах СМИ, подтверждает нашу гипотезу о том, что подобные события используются исключительно как аттрактивные и доминантные с целью манипулятивного воздействия на аудиторию. При этом нужен скрупулезный и глубокий анализ медийного контента, чтобы отделить информацию от интерпретации — и ту, в свою очередь, от имитации.

Цель воздействия такой организации контентного воздействия на аудиторию, на наш взгляд, прагматична и очевидна — привлечение зрителей, слушателей, читателей. Однако стоит констатировать фактическое игнорирование в подобных случаях рядом СМИ и журналистов общечеловеческих и профессиональных этических норм.

Подлинный «пир эмпирики» в исследованной нами проблематике обнаружился в отечественном медиапространстве в связи с иными информационными трендами — историей и спортивной, а также околоспортивной темой. Они и станут объектом нашего внимания в следующих главах книги.

Глава 9. Как нас обманывают гении истории. А был ли мальчик?

История — ряд выдуманных событий по поводу действительно свершившихся.

Шарль Монтескье

Ничто не меняется так часто, как прошлое.

Жан-Поль Сартр

2017 год был во многом знаменательным для взаимоотношений медиакультуры и истории, ибо это год 100-летия Великой русской революции[83]. Предполагалось, что в отечественном медийном пространстве данная тема получит соответствующее развитие

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату