Ада уверенно подошла к дереву – и действительно увидела Эмили и Теркера прямо под ним.
Художник скинул на руки Эмили сюртук и высоченный цилиндр, забрал у нее этюдник, взвалил на спину и полез по суковатому стволу «Старины Харди». Собственный блокнот при этом он зажал в зубах, так что мог упираться и подтягиваться двумя руками.
– Это просто восхитительно, Ада! – прошептала Эмили, увидев подругу. – Мистер Теркер – художник бурь и закатов. Он говорит, что нет дерева слишком высокого для мастера, желающего получить наилучший вид!
Ада и Эмили задрали головы. У Теркера слова не расходились с делом. Он добрался почти до верхушки и завис на тонкой, раскачивающейся ветке. Ветер задул сильнее. Грянул гром. Под взглядами девочек художник вытянул брючный ремень и привязался к ветке. Затем выхватил карандаш из-за уха, выпустил блокнот из зубов и…
Черные грозовые тучи расступились так же быстро, как и собрались. Грянул-Гром-Холл со всеми своими лугами и парками снова окунулся в яркий солнечный свет, льющийся с голубого неба.
Уильям Теркер, привязанный к самой высокой ветке «Старины Харди», затрясся от ярости.
– Неужели так трудно соорудить мало-мальскую бурю? – завопил он, потрясая кулаком в сторону небес. – Хотя бы летнюю грозу, а? Ну хоть смерчик какой-нибудь! Верхушки деревьев, шпили, мачты – куда я только не забирался! И всякий раз одно и то же.
Теркер захлопнул блокнот и прислонил к глазам, как козырек.
– Мне даже на закаты пришлось переключиться…
Он отвязался от ветки и принялся спускаться.
– …Но они, чтоб им закатиться, и близко не такие живописные!
Ада и Эмили дождались, пока художник спустится и спрыгнет на землю. Эмили передала ему сюртук и цилиндр, тот вернул ей ящик с красками.
– С вами все в порядке, мистер Теркер? – поинтересовалась Эмили.
– Ну… да… Да, моя милая, – ответил тот, натягивая сюртук и водружая на голову цилиндр. – Порою я говорю себе: «Относись к своим картинам проще! Кому они нужны…»
– Что вы! Мне бы очень хотелось на них взглянуть.
– Конечно, увидишь, моя милая, – ответил Теркер, лицо его разгладилось. – На нашей выставке и лотерее во время Праздника Полной Луны и увидишь.
Он всмотрелся в гравиевую дорожку за парком и добавил:
– А вот, кстати, и шпигель-шатер прибыл. На кембрийской фуре.
Ада посмотрела туда же, куда смотрел художник, и увидела, как в ворота Грянул-Гром-Холла въезжает самая большая телега, которую Аде когда-либо доводилось видеть. Ее волокла целая команда из восьми длинношерстых волов[8], которыми управляла дама в огромном широкополом чепце трубой и темных очках.
Ада, Эмили и Уильям Теркер подошли к крыльцу. На его вершине стоял Мальзельо. Кембрийская фура подкатила туда же.
– Вот, шпигель-шатер привезла, – сказала дама в чепце трубой. – Куда заносить-то?
– На задний двор, – ответил Мальзельо. – Трубочист покажет вам дорогу.
Ада увидела Кингсли, идущего со стороны беговельных гаражей. Механики, разносившие вещи художников, высыпали из парадных дверей и присоединились к нему.
Откуда-то из глубин Грянул-Гром-Холла раздался протяжный печальный вой.
– Мне еще кое за чем надо присмотреть, – заявил Мальзельо механикам. – За старшего остается Кингсли.
Он повернулся и понесся внутрь дома, хлопнув дверью.
Кингсли, Артур и другие механики выстроились перед длинношерстыми быками, кембрийская фура снова пришла в движение, и вся процессия направилась в сторону Гостиного сада.
– Что ж, раз день такой чудесный, – сказал Теркер без особого энтузиазма, – думаю, надо сделать пару этюдиков на пленэре.
Глаза Эмили расширились от восторга.
– Можно мне с вами? – спросила она.
– Буду рад, – ответил Теркер, оживляясь. – Тут есть такая интересная штука, – с этими словами он указал на Холм амбиций, – которая сулит нам прекрасные виды!
– А как же пурпурная герань? – удивилась Ада. – Ты забыла, что мы должны ее пересадить?
– В другой раз, Ада! – крикнула Эмили, устремляясь вдогонку за Уильямом Теркером, который целенаправленно шагал в сторону беговелодрома. Ада с некоторой досадой посмотрела ей вслед. Потом повернулась на каблуках и пошла по гравиевой дорожке, прямо по глубокой колее, оставленной кембрийской фурой.
Добравшись до Гостиного сада, она обнаружила его в полном беспорядке. Всю мебель вынесли, и беговельные механики носились взад-вперед, стаскивая с фуры части огромного шатра и стараясь при этом не сшибить друг друга.
– Разобьете хоть одно – семь лет счастья не видать! – кричала дама-шофер ребятам, которые пытались управиться с огромными зеркалами в прихотливых рамах.
– И не гладьте волов! – добавляла она. – Это их только раззадорит!
Волы по-прежнему стояли в упряжи, не обращая никакого внимания на царящую вокруг суету, и, склоняя лохматые головы, пощипывали травку.
Кингсли раскрыл руководство по сборке и погрузился в чтение.
– Тебе помочь? – спросила Ада.
– Подожди, Ада, не сейчас… – ответил он рассеянно.
Потом почесал в голове, перевернул страницу и снова погрузился в изучение:
– Так-с, значит, папа-один идет вот сюда, а куда идет папа-два? Ага, вот сюда А мама-два? Ага, ей нужны два колышка…
Механики вокруг них по-прежнему носились взад-вперед.
– Осторожно!
Ада обернулась на крик. Посреди лужайки стоял Артур Халфорд, окруженный бухтами канатов и грудами колышков.
– «Папы» и «мамы»! – кричал он. – Не путайте их! Круглые колышки налево, квадратные – направо!
Ада принялась лавировать между стойками, декоративными зеркалами и ярко размалеванными полотнищами, быстро заполнявшими лужайку, пока не добралась до Артура.
– Я могу здесь чем-нибудь помочь? – спросила она.
– Все идет отлично, Ада, – улыбнулся он в ответ. – Это как на беговеле ездить. Держись покрепче и надейся на лучшее!
С этими словами он помчался на помощь товарищу, которого лягнул вол.
Ада медленно побрела прочь. В спальном саду она столкнулась с Уильямом. Скинув рубашку, он в свое удовольствие принимал цвет незабудок, на которых валялся.
– Уильям, я вот… – начала Ада.
– Извини, Ада, – прервал ее тот, вскакивая и заправляя рубашку. – Я опаздываю на урок вычислительной математики в китайскую гостиную. Вообще-то я туда и шел, но увидел эти великолепные пурпурно-желтые цветы и не удержался! Увидимся вечером в Чердачном клубе.
С этими словами он выскочил из сада и скрылся за углом.
Ада перешла в кухонный сад. Там она встретила Уильяма Кейка, поэта-кондитера, и Руби-буфетчицу. Они стояли перед железной печкой на колесах.
– Это просто поразительно! – сказала Руби, едва заметив Аду. – Я помогаю мистеру Кейку стряпать его знаменитый торт «Иерусалим». Рецепт иных времен!
Уильям Кейк открыл дверцу, заглянул внутрь и закрыл обратно.
– Хорошо поднимается, Тигр О’Тигр! – промурлыкал он, лаская кота, который терся ему об ногу. – А теперь – обсыпка…
Он распрямился и повернулся к Руби.
– Руби, милая, сходи-ка на кухню и принеси мою чашу золотого огня, лопаточку желаний, венчики и поленья несказанные.
Потом снова повернулся к печке с дымящейся трубой и добавил:
– Чтоб колесницу пламенем разжечь!
– Извини, Ада, – сказала счастливая Руби восторженным голосом. – Я побегу. Мистер Кейк ждать не может!
Она умчалась в сторону кухни.
«Все так заняты», – думала Ада, бредя прочь. «Вычисляют, собирают, стряпают… Все, кроме меня!» – вздохнула она горестно.
Глава восьмая
Остаток дня Ада старалась себя чем-то занять. Она пошла в беговельный гараж и взяла там самый маленький беговел, который назывался «Малютка Тим». Он немножко заржавел и дребезжал на ходу – но Ада доставала на нем ногами до земли и могла отталкиваться. Выкатив Тима за ворота гаража, она увидела одного из «художников не для элиты» – Джорджо ди Кавалло, который увлеченно писал портрет нового беговела лорда Гота, носящего название «Зеленый Линкольн с подлокотниками». Сэр Виктор Ломаскоу придерживал беговел двумя пальцами и неодобрительно качал головой.
– Слишком много финтифлюшек, на мой вкус, – ворчал он сквозь бородищу. – Деревянная плашка меж двух колес – вот что подобает настоящему мужчине.
Ада по гравиевой дорожке добралась до гномальпийской горки у западного крыла. Другой «художник не для элиты», Макс Обманнок, расположил здесь свой мольберт и писал портрет садового гнома в натуральную величину. Картина выходила настолько реалистической, что Аде показалось – сейчас она сама войдет в картину и приподнимет гномика.
Добравшись до беговелодрома, она увидела Эмили и Уильяма Теркера, рисующих на вершине Холма амбиций. Ада помахала им, но они настолько ушли в беседу, что не обратили на нее никакого внимания. Проехав через олений парк (пугливые животные поскакали от нее врассыпную), Ада увидела Шэгема Марша, сидящего на табуреточке под «Стариной Харди». Художник был увлечен работой над портретом овцетаксы, пасущейся неподалеку. Не желая мешать им обоим, Ада заложила широкий вираж вокруг Переукрашенного фонтана и мимо нового ледника приехала к Пруду позолоченных карпов. К этому времени она уже достаточно разгорячилась. Поэтому соскочила с беговела и уселась на берегу полюбоваться на солнечные блики в толще воды – точно такие же, как тысячу лет назад,
