— Хочешь сказать, что придумал, как нам завтра выйти сухими из воды?
— Сухими из воды? — Бенно довольно хмыкает, смакуя незнакомое выражение. — Ну, можно и так сказать…
План ле Кройфа был прост и гениален. И весьма рискован. Как всегда, в общем.
Я, как, впрочем, и прочие доморощенные стратеги нашей армии, оценивая шансы на успешное преодоление Зеленушки, неявно подразумевал, что противостоящие стороны будут находиться в равных условиях. То есть имперцы начинают действовать одновременно с нами. Но Бенно подошел к вопросу куда более креативно. Война — не дуэль, и если уж нам доверено начинать эту битву, то глупо будет не извлечь из этого определенную выгоду, упредив противника в развертывании своих сил на поле боя. Ну или хоть попытаться это сделать.
Вкратце замысел шефа сводился к следующему. Время атаки переносится где-то на час вперед, причем побудка и вывод войск из лагеря производятся "по-тихому" — без труб и барабанов, благо опыт подобных мероприятий у нас уже есть. Сама атака начинается в рассветных сумерках, при этом встающее солнце будет находиться у нас за спиной, слепя вражеских стрелков. Но это мелочь, главное, что противостоять нашей первой, внезапной атаке будут лишь вражеские дозоры да срочно поднятые по тревоге дежурные подразделения, поскольку основная масса имперских солдат в это время будет лихорадочно продирать глаза и напяливать доспехи прямо на подштанники. Соответственно, мы получаем некоторую временную фору, дающую возможность форсировать водную преграду в условиях минимального противодействия противника, занять плацдарм и подготовиться к отражению неизбежной, как наступление дня, контратаки.
Выигрыш по времени в любом случае будет небольшим, поскольку как ни маскируйся, но совсем уж незаметно вывести из лагеря и двинуть в атаку несколько тысяч солдат просто невозможно. Пожалуй, любой другой армии эти полчаса, или сколько мы там выгадаем таким неблагородным образом, ничего бы не дали. Разве что переходить Зеленушку не под обстрелом пришлось бы, но развернуться и подготовиться к отражению пусть даже несколько запоздавшей контратаки все равно никто бы не успел. Никто, кроме "мертвецов", которых после перехода через Дагонские топи некоторые несознательные личности предпочитали презрительно именовать "болотными солдатами".
Бенно собирался превратить уничижительную кличку в славный бренд, считая, что великолепная выучка серой пехоты вкупе с немалым опытом преодоления подобных препятствий и хорошей инженерной подготовкой операции, позволит совершить невозможное. Если, конечно, противник будет действовать в полном соответствии с нашими предположениями и действительно предоставит получасовую фору, являвшуюся необходимым условием успеха. Собственно, в этом "если" и заключался риск (и немалый!), предложенной схемы атаки.
Подтвердить или опровергнуть теоретические выкладки ле Кройфа могла лишь практика, и это обстоятельство печалило больше всего, поскольку проверять предстояло, в том числе и на себе. Поэтому, когда в утренней мгле капралы по отработанной схеме начали пинками подымать чутко дремлющих у прогоревших костров солдат, а офицеры — строить пикинеров в штурмовые колонны, у меня на душе скреблись кошки размером с бенгальского тигра. Не знаю, что чувствовали в это время прочие "мертвецы", внешне это никак не проявлялось. Пехотинцы привычно сбивались плечом к плечу и, на ходу подгоняя амуницию, споро двигались к берегу злополучной речушки. Кавалеристы еще только седлали лошадей, готовясь двигаться вслед за "царицей полей" — их время придет позже, когда мы наведем переправу и сможем обеспечить необходимое место для развертывания. Вернее, если сможем…
Я перевожу взгляд с выползающей из ворот лагеря штурмовой колонны на довольно скалящегося ле Кройфа. Вот уж кто точно не испытывает никаких сомнений в собственной правоте. Иногда мне кажется, что именно ради таких вот моментов Бенно и живет на этом свете. Большую часть времени командир циничен и расчетлив, все его действия, даже весьма рискованные — тщательно выверены и взвешены. Но в те редкие моменты, когда решение принято, жребий брошен и уже ничего нельзя изменить, барон словно сбрасывает с себя оковы рационализма и спускает с цепи демонов, обитающих в самых темных глубинах его отнюдь не ангельской души. И тогда обращаются пеплом города и селенья, реки окрашиваются кровью, а небеса содрогаются от хрипов и стонов умирающих. Сегодня у нас как раз такой знаменательный день, потому Бенно упивается каждым мгновением, заранее предвкушая будущую резню.
Меня столь всеобъемлющая страсть к убийству ближних пока что минует, и никакого душевного подъема от предстоящего участия в битве я не ощущаю. Честно говоря, предпочел бы понаблюдать это действо со стороны, но… не в тех я еще чинах, увы. А потому, проводив взглядом очередную роту, вскидываю на плечо ставший родным двуручник и вслед за Бенно пристраиваюсь в голову следующей колонны. Как минимум это сражение мне еще предстоит рассматривать изнутри строя пехотной баталии… после того, как окунусь в мутные воды Зеленушки.
На реке, когда мы её достигли, работа уже кипела во всю. Арбалетчики, которых на этот раз выдвинули вперед, уже развернулись вдоль берега и к нашему приходу сосредоточенным обстрелом выбили из камышей вражеские пикеты. Конные егеря из 13-й роты под прикрытием многочисленных стрелков благополучно переправились и теперь рассыпались по склону, образуя передовую завесу. Ну а наши саперы в поте лица заканчивали наводить сразу три переправы, используя хорошо зарекомендовавшие себя во время болотного похода псевдо-штурмовые мостики. Эти кустарные приспособы образовывали что-то вроде составного покрытия на дне, позволявшего при форсировании двигаться более-менее уверенно, не увязая в речном иле и не рискуя подвернуть ногу, зацепившись за какую-то замуленную корягу. Собственно, по такой дощатой подводной дороге можно было даже шагать строем, пусть и не так быстро, как посуху.
Не доходя до берега, три штурмовые колонны, составленные на основе баталий "мертвецов", разошлись в стороны — каждая к своей переправе, после чего без всякой заминки двинулись прямо в воду, ориентируясь на заботливо воткнутые вешки, которыми саперы отметили проложенные эрзац-гати. Вязкая земля противно чавкает под ногами, холодная от недавних дождей вода после прохода саперов и егерей превратилась в мутный бульон из поднятого со дна ила, всякого плавучего мусора, изломанных, вырванных с корнем камышей и измочаленных листьев кувшинок. Дощатый настил ходит ходуном под напором сотен кованых башмаков. Легкий туман, клубясь, плывёт клочьями в сыром и стылом воздухе, а первые лучи утреннего солнца, встающего за левым плечом, играют робкими искрами в каплях росы на остриях колышущихся над нашими головами пик.
Несколько минут унылого бултыхания по пояс в воде, и вот уже голова нашей колонны, взбивая грязную пену, выбирается на противоположный берег. Пока всё идет как по писанному. Даже странно, учитывая, сколько всяких "если" было заложено в этой авантюре… И вот стоило мне об этом подумать, как военная удача тут
