Метод дифференциации крови, разработанный доктором Паулем Уленгутом, был впервые применен в 1901 году немецкими криминалистами для раскрытия преступления маньяка-детоубийцы на острове Рюген. С августа 1904 года эта технология вошла в арсенал и русских следственных органов: прокуроры имели возможность точно выяснить принадлежность крови – животному или человеку. В последнем случае хозяина дворца могли ожидать серьезные неприятности.
Через несколько часов прокурор Петроградской судебной палаты сообщил министру юстиции Макарову о том, что приступил к предварительному следствию. Но глава ведомства был огорчен сноровкой подчиненного. Он предложил не спешить и ограничиться лишь дознанием, поступая по принципу: нет тела – нет дела. Макаров даже высказывал предположение, что, возможно, Распутин где-нибудь у цыганок. И если это окажется именно так, то надуманный прокурорский переполох повредит чести мундира.
Обратим внимание: нерешительность министру юстиции Макарову была не свойственна. Во время прогремевших на всю Россию Ленских расстрелов – акций подавления, проведенных царской администрацией на золотых приисках Сибири, – Макаров, будучи министром внутренних дел, отдавал жесткие приказы. Отметая в Государственной думе критику оппозиции, доносившуюся из зала, он тогда говорил: «Так было. И так будет!»
Сейчас же Макаров не торопился карать. Весьма осведомленный глава британской резидентуры в Петрограде Самюэль Хор утверждал, что утром 17 декабря министру юстиции позвонил неизвестный и сказал короткую фразу: «Распутин убит, труп ищите на островах»[100]. Интрига этой информации состоит в том, что такую фразу, если она не выдумана, англичанину могли сообщить либо участники убийства, либо сам министр Макаров, который по какой-то причине общался с резидентом МИ-6. Как мы увидим в дальнейшем, анонимный осведомитель точно знал, что Распутин именно убит и его тело находится между Петроградским и Крестовским островами.
Карьера министра Макарова была типичной для крупного царского администратора: Александр Александрович Макаров в 1898 году уже занимал пост председателя Киевского окружного суда. Спустя два года был переведен в Саратовскую судебную палату на должность прокурора. Затем с 7 апреля 1906 года чуть больше месяца был председателем Харьковской судебной палаты. Однако неожиданно 18 мая того же года Макарова ждал стремительный карьерный взлет: он становится товарищем министра внутренних дел и директором Департамента полиции. Тут же ему присваивается звание сенатора и государственного секретаря. В то время Макаров уже имел репутацию жесткого политика и врага революции, сторонника наведения порядка железной рукой и одновременно полицейского реформатора, признававшего «исключительную серьезность переживаемого момента» и призывавшего к пересмотру прежних розыскных мероприятий и к поиску новых, являющихся результатом практики криминальных органов[101].
В 1911–1912 годах он уже министр внутренних дел и шеф жандармов. Это по его повелению с 23 января 1912 года охранному отделению приказывалось установить постоянное наблюдение за Распутиным, завести на него ориентировку, составить словесный портрет, присвоить клички. К декабрю 1916 года Макаров вот уже полгода занимал пост министра юстиции и хорошо помнил поступки сибирского мужика, к которому не испытывал симпатий.
5.Уже 17 декабря прокурор Завадский решается на допрос главных подозреваемых и свидетелей.
Но тот, кого прокурор собирался допрашивать, опередил ход событий и сам разыскал Завадского. Юсупов позвонил ему после полудня и предложил встречу. Завадский эту идею отклонил и тут же перезвонил министру юстиции. Макаров отреагировал мгновенно и приказал прибыть к нему в 17:00 вместе с прокурором суда Нандельштедтом.
Когда вечером оба прокурора явились на Итальянскую, 25, и уже ожидали в приемной министра, мимо них прошел князь Юсупов.
А вот как сам аристократ описывал встречу с министром:
«Я ему объяснил причину моего приезда и по его просьбе повторил опять с самого начала и со всеми подробностями заученную историю. Когда я в своем рассказе коснулся разговора Пуришкевича с городовым, Макаров меня остановил:
– Я Владимира Митрофановича хорошо знаю и знаю также, что он никогда не пьет. Если не ошибаюсь, он даже член Общества трезвости.
– Могу уверить вас, – ответил я, – что в этот раз Владимир Митрофанович изменил себе и своему Обществу, если он в таковом состоит членом, как вы говорите. Ему было трудно отказаться от вина, так как я справлял новоселье, и мы все уговорили его выпить с нами. А с непривычки несколько рюмок на него сильно подействовали.
Закончив мои объяснения, я спросил министра, обеспечены ли мои служащие от дальнейших допросов и каких-либо неприятностей, так как они все волнуются за свою судьбу ввиду моего отъезда сегодня вечером в Крым.
Он меня успокоил, сказав, что, по всей вероятности, полицейские власти ограничатся сделанным уже допросом. Со своей стороны, он обещал не допускать в нашем доме каких-либо обысков и не придавать значения городским слухам и сплетням.
Прощаясь со мной, министр на мой вопрос, могу ли я покинуть Петербург, ответил удовлетворительно. Провожая меня, он еще раз выразил сожаление, что из-за такого недоразумения у меня столько хлопот и неприятностей»[102].
Юсупов вспоминал, что Макаров не верил ни единому его слову, но между тем оказывал покровительство. И даже освободил от очевидной в таком случае подписки о невыезде.
А ожидавшим следователям Макаров объявил, едва появившись в дверях: «Все в порядке, князь Юсупов все объяснил, это была лишь собака. Спасибо, вы можете идти».
Да, это было похоже на правду – но только похоже, подтверждает проект всеподданнейший записки по III уголовному отделению: «Труп собаки, действительно, был найден на следующий день за дворцом со следами огнестрельной раны в сердце»[103].
Желая все выяснить окончательно, прокурор Петроградской судебной палаты Завадский все же нарушил пожелание министра юстиции «не спешить»: следователи Середа и Нандельштедт отдали найденную в снегу у Юсуповского дворца кровь на экспертизу. И не только эту! Они смогли снять с деревянных ступеней выхода из дворца несколько срезов с очевидными бурыми пятнами.
Позднее, 11 января 1917 года, удалось произвести и обыск в княжеском дворце, которому противился Юсупов. Вот что сообщает об этом прокурорское дело: «При осмотре указанного помещения ничего существенного для дела обнаружено не было. Однако следственною властью обращено внимание на имевшиеся на внутренней стороне упомянутой двери засохшие брызги, по-видимому, крови, в виде небольших, круглой формы, красно-бурых пятен, а также на свежую окраску простенков, между которыми помещается эта дверь. Для определения вещества означенных пятен последние были частью с двери соскоблены, частью же вырезаны вместе с деревом и приобщены к протоколу осмотра для химического анализа»[104].
Следователи оперативно получили и результаты. В прокурорском деле мы находим: «При обследовании места происшествия на ступеньках двери, ведущей из садика при доме № 92 в помещение молодого князя, а также на снегу по пути от этой
