Несколько часов спустя, когда была готова экспертиза, следователь Середа сообщил о ней прокурору, а Завадский позвонил министру Макарову.
«Тот выразил свое недоумение: „Как же можно узнать, что кровь именно человеческая, а не вообще какого-либо млекопитающего?“ – вспоминал Завадский. – А. А. Макаров не был ни следователем, ни товарищем прокурора, но прокурором суда состоял последовательно в Ревеле, в Нижнем Новгороде и Москве. Способ Уленгута, усовершенствованный Труфановым в Киеве, остался министру неизвестным, как открытый уже после его выбытия из рядов прокуратуры первой инстанции. Я рассказал вкратце про этот способ и неожиданно услышал в телефон вырвавшееся из глубины души восклицание министра:
– Вот неприятно, что такой способ открыт!»[106]
Юсупов, как и министр, еще не зная о последних успехах криминалистики, предпринимал разнообразные уловки, чтобы все же убедить следствие, что капли крови, ведущие в дом, принадлежат убитой собаке.
И с учетом того, что кровь человеческая, показания еще одного соучастника выглядят зловеще: «Допрошенный в качестве свидетеля денщик отца князя Юсупова Иван Нефедов показал… Найдя при входе в садик дома № 92 убитую собаку, он по приказу князя Юсупова снес ее в сад при доме № 94, причем труп собаки он пронес через маленькую одностворчатую дверь, ведущую из садика д. 92 в столовую и кабинет князя, и через столовую в коридор, а затем в сад дома № 94. В столовой в это время никого не было, так как гости все тогда уже разошлись»[107].
Подобного рода заявление уже имело для следствия концептуальный характер: Нефедов фактически рисовал дальнейшую эвакуацию тела жертвы из садика во дворец и дальнейший путь в главный сад усадьбы за дворцом.
Теперь оставалось найти тело жертвы.
Глава 4
Следственные действия. Поиск тела
1.Пока министр юстиции Макаров медлил, министр внутренних дел Протопопов приступил к дознанию, которое дублировало действия прокуроров.
Парадокс заключается в том, что следователь Завадский уже через несколько месяцев встретится с Протопоповым, когда министр уже в качестве подсудимого будет отвечать на его вопросы во время работы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства.
И вот о чем Завадский его спросил:
«Тогда утверждали, что вы в Царском Селе настаивали на том, что это вопиющее преступление и что нужно параллельно производству судебного расследования вести и внутреннее дознание по Министерству Внутренних Дел, помимо судебного расследования»[108].
Да, это было именно параллельное расследование. Если бы дело довели до суда, оно имело бы колоссальный политический резонанс. Поэтому монаршая чета хотела оставить в тайне некоторые его подробности и решила довериться преданному им министру внутренних дел, а не министру юстиции.
Полицейское расследование началось 17 декабря 1916 года, когда министр внутренних дел А. Д. Протопопов подписал приказ № 573: произвести следствие по делу «об исчезновении Григория Ефимовича Распутина». Этим документом главным дознавателем назначался П. К. Попов, состоявший в должности генерала для поручений при Министерстве внутренних дел по званию главноначальствующего над отдельным корпусом жандармов. Следствие предполагалось вести в абсолютной тайне, исключая любую утечку.
Попов был одним из главных специалистов в деле политического сыска: два года отслужил начальником Петроградского охранного отделения. Уже 17 декабря этот полицейский снял показания у аристократки Марии Головиной, одинаково близкой как Распутину, так и Юсупову.
Она сообщила: «Около 5 лет тому назад князь Юсупов познакомился с Распутиным у нас на квартире, после того встречался с ним раз или два опять у нас на квартире»[109].
В этой истории чрезвычайно важна топография. Ведь, по правде сказать, многие фигуранты жили на Мойке. Вот и знакомство Феликса Юсупова с Распутиным происходит в доме 104, где живет Головина. Рядом в доме 106 живет тесть Юсупова. А сам князь живет у него, пока в его владениях ведется большой ремонт – дворец Феликса расположен всего через четыре дома.
Вот что далее показывает Головина: «В настоящем 1916 г. князь Юсупов в ноябре месяце встретил Распутина у нас на квартире, по словам князя, Распутин произвел на него гораздо лучшее впечатление, чем в прежние годы. Так как князь жаловался на боль в груди, я посоветовала ему побывать на квартире Распутина. Князь ездил к Распутину со мной два раза, в конце ноября и первых числах декабря месяца, сего 1916 года, оставался оба раза у Распутина менее часа. Однажды при мне Распутин просил князя Юсупова свозить его куда-нибудь к цыганам. Поэтому, когда утром 17 декабря дочери Распутина мне сказали по телефону, что Григорий Ефимович ночью уехал с «маленьким», то есть с князем Юсуповым, я их успокаивала, говоря, что беспокоиться тогда нечего»[110].
Показания Головиной носили успокоительный характер. Касаясь своих отношений с Феликсом Юсуповым, она сообщила: «17 декабря днем князь Юсупов был у меня и мне говорил, что 16 декабря ночью к нему позвонил Григорий Ефимович и предлагал ехать к цыганам, но князь ответил, что у него гости и ехать в этот день он не может»[111].
Получалось, что встреча с Юсуповым у Головиной произошла буквально перед ее допросом.
А что же вспоминал об этой беседе князь в своих мемуарах?
«Она кинулась ко мне навстречу и голосом, полным невыразимой тревоги, проговорила:
– Скажите мне, ради бога, где Григорий Ефимович? Что вы с ним сделали? Говорят, что он убит у вас и именно вас называют его убийцей.
Я постарался ее успокоить и рассказал подробно уже сложившуюся в моей голове историю.
– Ах, как все это ужасно! И Императрица, и Аня[112]уверены, что он убит этой ночью и что это сделано у вас и вами.
– Позвоните сейчас в Царское и попросите Императрицу принять меня – я ей все объясню. Сделайте это поскорее, – настаивал я.
М. Г., согласно моему желанию, позвонила по телефону в Царское, оттуда ей ответили, что Императрица меня ждет.
Я уже собирался уходить, чтобы ехать к Государыне, но в это время подошла ко мне М. Г., на лице которой помимо тревоги, вызванной исчезновением Распутина, мелькало теперь новое мучительное беспокойство.
– Не ездите в Царское, не ездите, – обратилась она ко мне умоляющим голосом. – Я уверена, что с вами что-нибудь случится. Они вам не поверят, что вы не причастны. Там все в ужасном состоянии… На меня очень рассержены, говорят, что я предательница»[113].
Главный полицейский дознаватель Попов, имея в активе сообщение полицейского Власюка, решил вызвать для допроса и Нефедова Ивана Григорьевича, денщика генерал-адъютанта Юсупова, отца Феликса. Его описание мрачной ночи, как мы уже знаем, сводилось лишь к смерти собаки во дворе, которая и была, по его словам, главным событием, случившимся во дворце в минувшие сутки. Помимо прочего, Нефедов сообщил
