- Бум… - рука Энглин дернулась, словно инстинктивно пыталась лечь на плечо Соломону, но все-таки осталась на месте, - Понимаю. Извини.
Семь дней… Невозможно. Соломону казалось, что его новая жизнь длится несколько месяцев. А это были всего семь неполных дней. За семь дней он потерял все. Потерял себя, потерял службу, потерял друзей, жену и будущее. А может, это не он потерял, а весь мир. Огромный мир просто взял – и потерял Соломона Пять. С конвейера с зерном просто упало одно крошечное зернышко. Скользнуло между шестернями, никем не замеченное, и кануло в темноту. Но конвейер этого даже не заметил. Шестерни жизни продолжали вращаться. Всего лишь одно маленькое потерянное зернышко…
- Ты можешь узнать его по голосу? – спросило Энглин. Возможно, чтоб отвлечь Соломона от тягостных размышлений. Размышления эти колыхались, как гнилое тряпье на ветру, заслоняя все окружающее.
- А? Нет, - Соломон помотал головой. Скорее для того, чтоб разогнать хоровод вьющихся стервятниками черных мыслей, - Этот тип хорошо изменял голос. Говорил сквозь ткань и нарочито медленно. Опытен, подлец. Так делают те парни, которые не хотят, чтоб их узнали по телефону, это старый трюк. Нет, я не смогу его опознать, даже если он окликнет меня на улице.
Энглин склонило голову, разглядывая его из-под густых вихров:
- Кое-что ты о нем все-таки узнал.
- Только то, что он следит за мной.
- Не просто следит, - заметило Энглин, подняв тонкий полупрозрачный палец, - Очень внимательно следит. Как ревнивый любовник. Ты ему ужасно интересен, детектив Соломон Пять или детектив Идинахренотсюда... Как видишь, он даже использовал свои нейро-бомбы, только бы не расставаться с тобой на день раньше срока.
- Думаю, у него скопился солидный арсенал. Хватит на меня, и еще на многих. Он может развлекаться до самой старости. Интересно, сколько чужих жизней он уже прожил? Дюжину? Сто?..
- Он использовал нейро-бомбы, свое самое серьезное оружие, - сказало Энглин многозначительно, - Ради тебя. А ведь это не пшик из бутылки. Он стал врагом Мафии. Он привлек к себе внимание множества людей. Хотя именно чужое внимание нужно ему менее всего. Он ведь мог тебя просто бросить там, да? Позволить коновалам Мафии разобрать твой мозг по кусочкам, как мозаику. А сам бы нашел другую игрушку. Что ему стоит?
- А вместо этого он заставил пятерых джентльменов продырявить себе голову, - Соломон вновь достал узкий серебряный портсигар Франчезко Пацци и вытряхнул из него сигарету, - Он психопат, Энглин. Он наслаждается чужой болью и чужими страданиями. Думаю, он просто хотел развлечь себя.
Но Энглин, кажется, отличалось настойчивостью во всех своих ипостасях.
- Ты сам говорил, что он психопат другого рода. Он хищник, бьющий один раз и наверняка. Не выходящий из тени. Скользкий и до крайности осторожный. Такие не устраивают праздничный фейерверк с приглашенными мафиози. И вместо того, чтоб найти новую жертву, как он обычно поступал, нейро-маньяк вдруг изменил правила игры. Это о чем-то ведь говорит, так? Давай подумаем, о чем же.
Соломон выпустил дым под потолок. Табак горчил на языке, а дым изо рта вырывался рваными клочьями, как из старого и разношенного автомобильного глушителя. Надо же, отвык курить за столько лет…
- Он не просто охотник, Энглин. Он безумец, фиксирующийся на своей цели, как ракета. Видимо, жертва, чьей жизнью он живет, на какой-то момент становится для него фетишем, к которому он намертво прикипает. Объект извращенной и безумной любви, - Соломон усмехнулся, но смешок превратился в отрывистый кашель, - Он действительно наслаждается болью и отчаяньем. Но он не просто уличный убийца и вор, он изысканный гурман, знающий цену деликатесам, его не прельщают объедки. Ему нужны мои боль и отчаянье. Мои и только мои. Поэтому он выжмет меня до капли.
- Бутылку дорогого вина не оставляют недопитой, - кивнуло Энглин, морщась от табачного дыма, - Хотя ты уже стал настолько кислым, что скорее похож на уксус, чем вино. Конечно, повода для радости нету, но ведь, как говорится, даже у каждой палки есть два конца!
- Угу, - Соломон с отвращением взглянул на сигарету в собственной руке и вновь затянулся, - Только иногда с одного конца у нее приклад, а с другой – дуло. А ты слишком поздно понимаешь, каким именно концом она на тебя смотрит.
Смотрит…
Соломона тряхнула изнутри короткая и острая, как удар током, судорога.
Нейро-маньяк, во всех смыслах укравший его мысли, не станет далеко уходить от жертвы. Он всегда будет держаться где-то рядом, незаметный и бесшумный. Смотреть за ним, наблюдать за последними минутами существования Соломона. Возможно, он следит даже сейчас. Какой-нибудь мощный бинокль…
Соломон отодвинулся от окна, в котором была ночь. Здесь, на окраине, ночь была другой, глубокой и пугающей. В ней не было россыпи неоновых светлячков, к которым он привык, не было верениц уличных фонарей, похожих на растянутые вдоль улиц нитки бус. Только пустота, только отсутствие всего сущего. Как внутри него самого.
Соломон переставил стул так, чтоб сидеть подальше от оконного проема. Занавесей в захламленной квартире Энглин не было, оттого всякий, сидевший напротив окна, должен был представлять собой превосходную мишень. Впрочем, одернул он себя, это пустая предосторожность. Оружие этого парня – не винтовка.
Энглин сразу поняло предмет его беспокойства.
- Хвост отсечь не пробовал? – спросило оно, шутливо дергая себя за вихры и изображая растущий из затылка хвост.
Разумеется, он пробовал. Прежде чем зайти в знакомый дом, Соломон несколько часов пытался поймать неуловимого преследователя. Делал резкие повороты, прятался в густой темноте переулков, менял направление, подолгу застывал под прикрытием заборов, в общем, использовал все старые трюки детективов Транс-Пола. Но так никого и не увидел. Если нейро-маньяк и шел по его следу, он делал это столь виртуозно, что тягаться с ним Соломон не мог. Не то, что от него осталось. Будь он самим собой, выход бы нашелся. Настоящий Соломон, с его чутьем, с его охотничьим хладнокровием, выдержкой и логикой что-нибудь придумал бы. Он всегда придумывал.
- У меня осталось не более дня, - прошептал Соломон, забыв о присутствии Энглин, - И самое паршивое то, что мне некому довериться.
- Как на счет твоих приятелей из Транс-Пола?..
- Я не знаю, кого из них можно считать приятелем. Комиссар Бобель работает на Мафию. Это я знаю наверняка. Подумать только, сам глава Транс-Пола – мафиози! Что тогда можно сказать про его подчиненных? Кому из них я могу верить? Я ведь и самому
